Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Император России при въезде в Эрфурт надел на себя главный орден Почетного легиона, а французский император, соответственно, русский орден Святого Андрея; и оба монарха во время пребывания в Эрфурте оказывали друг другу знаки взаимного уважения. Было отмечено, что в своем дворце император всегда уступал Александру. В шесть часов вечера оба монарха обедали в резиденции его величества, и так было каждый день. В девять часов Наполеон провожал императора России в его дворец; и там они проводили беседу тет-а-тет, которая продолжалась более часа. Вечером весь город был иллюминирован. На следующий день после своего прибытия император пригласил на прием офицеров из царского окружения и предоставил им право посещать свой дворец в течение всего их пребывания в Эрфурте.

Оба монарха демонстрировали друг другу доказательства самой искренней дружбы и самых конфиденциальных отношений. Император Александр почти каждое утро заходил в спальную комнату его величества и беседовал с ним на свободные темы. Однажды он осматривал императорский дорожный несессер из позолоченного серебра, который стоил шесть тысяч франков. Несессер был очень удобно сконструирован и прекрасно отчеканен ювелиром Бьеннэ. Императору Александру несессер чрезвычайно понравился. Как только он ушел, император приказал мне отправить в царский дворец несессер — точную копию того, который только что был получен из Парижа.

Однажды царь переодевался в комнате императора, и я помогал ему. Из императорского белья я выбрал белый галстук и батистовый носовой платок, которые и передал ему. Он очень тепло и с присущей ему элегантностью поблагодарил меня; он был чрезвычайно благовоспитанным человеком, добрым, приятным и очень вежливым.

Оба прославленных монарха обменялись подарками. Александр подарил императору три потрясающие соболиные ротонды, отороченные мехом куницы. Одну из них император отдал своей сестре Полине, другую — принцессе Бернадотт; из третьей ротонды он сделал подкладку к зеленой вельветовой шинели, украшенной золотым шнуром; это была та самая шинель, которую он постоянно носил в России.

Почти каждый вечер оба монарха посещали театр, и император Александр нашел мадемуазель Бургойн весьма очаровательной. Это было замечено ею, и она всеми средствами старалась усилить его привязанность к ней. Однажды, наконец, влюбчивый царь по секрету поведал императору о своих чувствах к мадемуазель Бургойн. «Я не советую вам заигрывать с ней», — заметил император Наполеон. «Вы считаете, что она откажет мне?» — «О, нет, но завтра день отправки почты, и через пять дней весь Париж будет знать о вас все». Эти слова в один миг охладили пыл самодержца, который поблагодарил императора за его добрый совет.

Спектакли в Эрфурте обычно начинались в семь часов; но оба императора, которые в театр всегда приходили вместе, никогда не появлялись ранее половины восьмого. Когда же они появлялись, то все короли, занимавшие места в партере, дружно поднимались в их честь и спектакль немедленно начинался.

Во время представления «Синны» император опасался, что царь, сидевший рядом с ним в ложе напротив сцены и в первом ярусе, мог не очень хорошо слышать слова со сцены, поскольку был несколько глуховат; и, соответственно, отдал распоряжение г-ну Ремуза, первому камердинеру, чтобы на том месте, где размешался оркестр, была воздвигнута платформа, а на ней были поставлены в центре два кресла для Александра и для него. Справа и слева от них были также поставлены четыре красиво украшенных кресла — для короля Саксонии и других монархов Конфедерации, а принцы заняли ложу, оставленную их величествами. Благодаря такой перестановке два императора оказались на виду у всех и им нельзя было сделать ни одного движения, не оказавшись незамеченными. 3 октября был показан «Эдип». «Все монархи», как их называл император, присутствовали на спектакле; и как только в первом акте актер произнес: «Дружба великого человека является даром богов», — царь встал с кресла и изящно протянул руку императору; и немедленно в зале разразилась овация.

Вечером того же дня, как обычно, я готовил императора ко сну. Двери, ведущие в его спальную комнату, были тщательно закрыты, так же, как и все ставни и окна; и, соответственно, не было никакой возможности проникнуть в комнату его величества, за исключением прихожей, в которой я спал вместе с Рустамом. Кроме того, у подножья лестницы, ведшей к прихожей, на посту стоял часовой. Каждую ночь я спал очень спокойно, зная, что никто бы не смог проникнуть к Наполеону, не разбудив меня; но в эту ночь, примерно около двух часов, меня вдруг разбудил странный шум. Я протер глаза и стал внимательно прислушиваться и, ничего вновь не услышав, подумал, что этот шум мне просто приснился, и только было я устроился поудобнее, чтобы заснуть снова, как до моих ушей донеслись сдавленные крики, подобные тому, как если бы человек, которого душили, пытался что-то выкрикнуть. Затем эти крики повторились дважды, и в тот же момент я уже сидел на постели, весь вытянувшись.

Я страшно испугался, и мои конечности покрылись холодным потом. Внезапно мне пришла в голову мысль, что императора убивают. Я вскочил с постели и разбудил Рустама; и так как крики вновь стали повторяться с еще большей интенсивностью, то я осторожно, насколько мне позволяло мое волнение, открыл дверь и вошел в спальню. Быстро осмотрев ее, я удостоверился, что никто в нее не проник.

Приблизившись к постели, я увидел его величество, который вытянулся поперек и находился в состоянии, похожем на агонию. Шторы были сорваны, а одеяло сброшено на пол. Все его тело было до предела напряжено, словно подвергалось сильнейшему нервному сокращению мышц. Из открытого рта неслись нечленораздельные звуки, он дышал с трудом, и одна из его рук, крепко сжатая, лежала на подложечной ямке живота.

Я пришел в ужас от этого вида и позвал его. Он не ответил; я еще раз позвал, затем в третий, по-прежнему никакого ответа. Тогда я решил осторожно потрясти его за плечо; и только после этого император проснулся с громким криком, спросив: «Что такое? Что такое?» Затем он сел на кровати и широко раскрыл глаза. Я сказал ему, что, увидев, как он мучился в страшном кошмаре, я взял на себя смелость разбудить его. «И ты правильно сделал, мой дорогой Констан, — прервал меня его величество. — О, мой друг, я видел страшный сон: медведь разодрал мою грудь и пожирал мое сердце!» После чего император встал и, пока я приводил его постель в порядок, стал прохаживаться по комнате. Он был вынужден поменять ночную рубашку, которая была вся мокрая от пота, и, в конце концов, улегся снова спать.

На следующее утро он рассказал мне, что очень долго не мог заснуть, настолько ясным и ужасным был приснившийся ему сон. Он долго вспоминал этот сон, каждый раз пытаясь дать ему, в зависимости от обстоятельств, различное толкование.