Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Он прислал Бертрану письмо в ответ на письмо Бертрана о новых ограничениях. Это письмо губернатора, более чем всё содеянное им ранее, убеждает меня в том, что он глупец с полным отсутствием здравого смысла. Если бы я платил ему за то, что он пишет, то он не смог бы сотворить иного письма, которое бы принесло мне большее удовлетворение. Для того чтобы подтвердить наличие и установить подлинность тирании, от которой я страдаю, ничего, кроме этого письма, не надо. Оно содержит ужасные вещи. Он говорит, что он имеет право, занимаясь поиском писем, вскрывать обложки книг или обследовать любую часть мебели до такой степени, что она становится непригодной ни для украшения, ни для её использования. Наряду с его ограничениями я храню это письмо, как драгоценность [42]. Если логически следовать его мысли, то он не должен присылать сюда батон хлеба, часть мясной туши или пару обуви, так как в них могут быть спрятаны письма. То, что я высмеиваю в речи лорда Батхерста, этот губернатор пишет нам всерьёз. Для того чтобы убедить министров в том, что он полный дурак, достаточно лишь опубликовать это письмо. Ах, если бы я имел дело только с такими дураками, как он, то я бы здесь не оказался. Ах! Бедная та страна, которая вынуждена держать на своей службе таких, как он. Если бы я находился во главе правительства, то, оценивая его службу, я бы определил его денежное содержание в размере 150 фунтов стерлингов в год».

Наполеон затем высказал ряд замечаний об упомянутом в ряде газет проекте, рассматриваемом британскими министрами, о выделении двух миллионов для оказания помощи бедным. Этот проект Наполеон посчитал абсурдным. «Для того чтобы восстановить свою экономику, Англия должна возобновить торговлю; другими словами, она должна перестать быть континентальной державой. Она должна делать то, что ей положено, а именно: возобновить свою деятельность в качестве островной державы, установив полный контроль над морями. Вы должны прекратить оставаться джентльменами до мозга костей, — заявил Наполеон, — как этого желает лорд Каслри. Вы должны вернуться к своим кораблям. На должность премьер-министра вам нужен старина лорд Чатем. Вам необходимы способные люди. Я придерживаюсь той точки зрения, что если вы ничего не предпримите в ближайшее время, то вам следует поступить так, как я сделал в Голландии — понизить процентный доход фондов до двух процентов.

Я настолько убеждён и уверен в том, что вас ожидает банкротство, более или менее серьёзное, что я не поместил бы свои деньги в английские фонды. Ваше бедственное положение является одним из последствий священного альянса. Все континентальные державы попытаются обуздать вас и объединиться против вас, как они это сделали против меня, когда я был более сильным, чем они все вместе взятые. Единственная возможность воспрепятствовать этому заключается в том, чтобы вы вернули к себе всеобщее уважение и заставили континентальные державы обхаживать вас, вместо того чтобы вы обхаживали их; а этого никогда не случится до тех пор, пока вы будете держать свою армию на континенте. Пока ваши министры говорят, что Джон Булль не болен, то всё это время ваши дела будут идти скверно. Но как только они отважатся сказать: «Мы действительно находимся в состоянии глубокой депрессии. Требуются радикальные изменения. Мы добились больших успехов, которыми мы пренебрегли и которыми мы не воспользовались», то тогда появится какая-то надежда. Но то, как они сейчас ведут себя, очень напоминает врача, который говорит мне в то время, когда я очень болен и у меня опухли ноги, что со мной всё абсолютно в порядке; или напоминают человека, отвечающего Джону Буллю, который жалуется на то, что ему нечего есть: «О, у тебя слишком хороший аппетит. Ты не должен потакать ему. Пресыщение — это плохая вещь».

Киприани сообщил мне, — сказал Наполеон, — что губернатор всячески старался заставить его понять, что красное бургундское вино, полученное недавно в Лонгвуде, прислано непосредственно им. Я приказал Киприани более никогда не приносить его мне. Я не стыжусь пить вино или есть хлеб Джона Булля, но я ничего не приму из рук, ставших для меня столь отвратительными».

Наполеон сообщил мне, что он простудился, когда вчера минут пятнадцать сидел на ступенях перед входом в бильярдную комнату. Он весь вечер чихал и кашлял. Пожаловался на сильный ветер и сообщил, что после вчерашнего завтрака он целые сутки не прикасался к еде.

Он рассказал, что граф Монтолон встретил госпожу Штюрмер и нашёл, что она не такая красивая, как Бетси (мисс Э. Балькум), и что у неё манеры гризетки.

Затем Наполеон вновь заговорил о Талейране. «Талейран доказывал мне, — заявил он, — что убийство по политическим мотивам иногда оправданно или, по крайней мере, на него надо смотреть сквозь пальцы и оставлять безнаказанным. Он утверждал, что подобная практика была обычной во времена всех революций или сильнейших политических кризисов, что во время революций совершаются проступки, на которые трибуналы не должны обращать внимание, и добавил, что если бы не жёсткая позиция учредительного собрания, без колебаний устранявшего противников революции, то революция не добилась бы успеха; что следует терпимо относиться к некоторым жестоким акциям, так как они препятствуют ещё большему злу».

4 сентября. В течение нескольких дней погода была чрезвычайно дождливой, и Наполеон приказал поддерживать огонь в каминах всех четырёх комнат, которыми он привык пользоваться. Так как он не выносит запах горящего угля, то из-за этого постоянно не хватало дров для каминов. Я увидел, как Новерраз рубил остовы кроватей и несколько полок, чтобы заготовить дрова для каминов. Киприани попросил капитана Блэкни направить письмо поставщикам, чтобы они прислали три тысячи единиц веса дров за счёт Лонгвуда, так как губернатор не разрешает поставлять в Лонгвуд более трёхсот единиц веса дров ежедневно, что составляет примерно треть того количества дров, которое необходимо для поддержания тепла в доме, учитывая большую влажность климата в Лонгвуде.

Увиделся с Наполеоном, когда он завтракал, находясь в ванне. Я ожидал найти его в дурном настроении, но мои ожидания не оправдались, он прекрасно себя чувствовал. Он ел чечевичную похлёбку, при этом спросил меня, как слово «чечевица» переводится на английский язык и видел ли я её раньше. Я ответил, что видел её в Египте, но в Англии никогда. «Этот архиклеветник Пилле, — сказал он, смеясь, — утверждает, что в Англии нет чечевицы и что вообще у вас нет хороших овощей». Я ответил, что это так же верно, как и все остальные клеветнические утверждения Пилле. Ни в одной стране Европы нет лучших овощей и нет такого большого их запаса. Наполеона рассмешила та горячность, с которой я защищал английские овощи, и он сказал: «О, этот отвратительный клеветник Пилле. Вы, англичане, не любите, когда плохо говорят о вашей стране, хотя вы обожаете бранить другие страны. Могу себе представить, что если бы Пилле поехал в Англию после публикации своей книги, то вы, англичане, вышибли бы у него все мозги».