Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

14 декабря. Сэр Хадсон Лоу в Лонгвуде. Задал мне несколько вопросов о состоянии здоровья Наполеона. Губернатор заявил, что очень странно, что Наполеон не занимается верховой ездой: если он ожидает, что тем, что он не выходит из дома, он сумеет добиться ослабления его охраны, то он ошибается. Затем губернатор поинтересовался, вызвана ли его бессонница духовным или физическим заболеванием. Я объяснил, что его бессонница вызвана главным образом недостатком физических упражнений и что ни один человек, ведущий такой образ жизни, как Наполеон, не сможет долго сохранять своё здоровье в порядке. Губернатор, презрительно усмехнувшись, сказал, что как он считает, причиной того, что Наполеон не занимается верховой ездой, является обыкновенная лень. Я ответил, что когда Наполеон приехал на этот остров, то он вначале уделял много времени верховой езде.

Губернатор затем распорядился, чтобы ему чаще сообщали информацию о состоянии здоровья Наполеона. Он также хотел бы, чтобы я докладывал обо всех экстраординарных случаях капитану Блэкни. Я заявил, что это было бы очень просто устроить, направляя губернатору бюллетени, в которых Наполеон упоминался бы как «пациент», а копии бюллетеней одновременно передавались бы графу Бертрану. Этого губернатор не разрешил, заявив, что, поскольку он пока получает устные доклады, в письменных бюллетенях необходимости нет. Он также высказал ряд замечаний по поводу того, что не видит г-на Бакстера.

Беседуя со мной в этот же день, Наполеон выразил свое неодобрение нашим обычаем по воскресеньям закрывать свои магазины и лавки и запрещать людям работать в эти дни. В ответ на мои объяснения по этому поводу он заявил: «Для тех, кто свободен от материальных забот, это, может быть, и правильно и уместно прекращать работу на седьмой день, но вынуждать бедного человека, имеющего большую семью, оставаться без пищи только потому, что его лишают работы и, тем самым, — пропитания, означает только верх варварства. Если подобный закон будет проведён в жизнь, то вашему правительству следует внести в него положение о том, чтобы в этот день кормить тех, у кого нет денег, а тем, кто может заработать их, дать разрешение работать. Или пусть ваши разжиревшие священники в этот день часть своих обедов отдадут голодающему бедному люду, которому они не разрешают работать. Тогда ваши священники будут меньше подвержены апоплексическим ударам и приступам расстройства желудка. Помимо всего прочего, отсутствие работы в воскресенье не отвечает принципам морали. Праздность является матерью зла, и я держу пари, что в Англии по воскресеньям можно видеть больше пьянства, больше совершаемых преступлений, чем в любой другой день недели».

Говоря о возможности дружественного сближения негров с белыми, Наполеон заметил, что, как ему казалось, единственный способ эффективного примирения представителей двух рас, различных по цвету кожи, заключался бы в том, чтобы разрешить в колониях полигамию. Чтобы каждому чёрному или белому мужчине было разрешено иметь жену любого цвета. Благодаря этому, как думал Наполеон, в следующем поколении почти все будут иметь кожу примерно одного цвета и, соответственно, вся ревность и ненависть исчезнут.

Он добавил, что получить разрешение папы римского на полигамию не составит труда. Наполеон также заявил, что считает негров более низшей расой, чем людей с белой кожей.

Вечером вновь виделся с Наполеоном, который высказал ряд замечаний по поводу губернатора, которого он заметил проходившим под окнами своей спальной комнаты. «Когда я вижу этого губернатора, — сказал он, — мне всегда приходит в голову мысль, что я вижу человека, который накаливает докрасна кочергу для вашего Эдуарда Второго в замке Беркли. Природа меня всегда предупреждает, и она сразу же предупредила меня в самый первый день, когда я увидел его. Как на Каине, природа оставила на нём своё клеймо. Если бы я был в Лондоне и мне представили сэра Хадсона Лоу как простого обывателя и спросили бы меня: «Как вы думаете, кто этот человек?» — я бы ответил, что он — городской палач.

Вы не можете сказать, — добавил он, — что я исхожу из предвзятого мнения о вашей стране, поскольку я всегда придерживался иной точки зрения о Кокбэрне. Никогда, даже на минуту, как вы хорошо об этом знаете, он не вызывал у меня никаких подозрений, я всегда верил ему. От него я всегда с готовностью встречал врача и получал от него всё без каких-либо колебаний. Я оказывал ему полное доверие даже тогда, когда мы спорили. Но вместо добрых воспоминаний об адмирале передо мной всё время стоит образ этого губернатора. Он хочет окружить наш дом железной оградой, чтобы сотворить вторую железную клетку Баязета. С этой целью он втянул правительство в бесполезные траты по транспортировке сюда металлических полос, чтобы из них сделать железную клетку».

Порекомендовал ему встретиться с г-ном Бакстером, пояснив, что я получу большое чувство удовлетворение от помощи в виде совета и мнения другой медицинской персоны. В связи с этим Наполеон мне ответил: «К этому делу свою руку явно приложил губернатор. У д-ра Бакстера лицо-то доброе, но он слишком зависит от этого палача. От всего, к чему прикасаются руки губернатора, отдаёт гнусностью. Поэтому я думаю, что д-р Бакстер, должно быть, пострадал от общения с губернатором. Помимо всего прочего, именно губернатор рекомендовал мне этого врача, и для меня этого достаточно, чтобы отказаться от встречи с ним.

Если бы я, к несчастью, — продолжал Наполеон, — обладал подобной физиономией, то весь мир поверил бы клеветническим утверждениям обо мне. «Посмотрите, — они бы сказали. — Вы только посмотрите на лицо этого злодея. На лице этого чудовища можно увидеть печать убийств Райта, Пишегрю и тысячи других людей».

18 декабря. Письмом от майора Горрекера я был вызван в «Колониальный дом». Поскольку читатель, должно быть, уже питает отвращение ко всем подробностям поведения губернатора, который использует своё положение для того, чтобы оскорблять и унижать офицера, младше его по званию, так как последний отказывается быть его шпионом, то я не стану утомлять читателя дальнейшим описанием того поведения, которое губернатор позволил себе по отношению ко мне. Я лишь скажу, что мои ответы на его допросы и мои отказы раскрывать содержание моих бесед с Наполеоном привели к тому, что со мной стали обращаться ещё более безобразным образом, чем 18-го числа прошлого месяца. Выгоняя меня из кабинета, губернатор следовал за мной, посылая ругательства в мой адрес и угрожая мне чуть ли не рукоприкладством.

После этой сцены мне был дан приказ вновь являться на допросы в «Колониальный дом» дважды в неделю.