Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Я спросил Наполеона, являются ли польские солдаты такими же хорошими, как и французские, в условиях менее сурового климата. «О, нет, нет. В других странах, с менее холодным климатом, французский солдат намного лучше. Комендант Данцига рассказывал мне, что во время суровой зимы, когда термометр показывал восемнадцать градусов мороза, было просто невозможно назначить французских солдат стоять на посту в качестве часовых, в то время как польским солдатам было все нипочём. Понятовский, — продолжал Наполеон, — обладал благородным характером, он был преисполнен чести и мужества. Если бы я добился успеха в русской кампании, то, в соответствии с моим намерением, я бы сделал его королём Польши».

Я спросил Наполеона, что, по его мнению, стало главной причиной неудачи его военной кампании в России. «Холод, преждевременный холод и московский пожар, — ответил Наполеон. — Я опоздал на несколько дней — я изучил данные о погодных условиях за последние пятьдесят лет. Сильнейшие холода никогда не начинались примерно до 20 декабря. Но на этот раз они начались на двадцать дней раньше. Пока я был в Москве, термометр показывал три градуса мороза. Такую погоду французы могли выдержать с легкостью; но, когда мы выступили из Москвы, температура воздуха упала до восемнадцати градусов мороза, и, соответственно, почти все лошади пали. В одну ночь я потерял тридцать тысяч лошадей. Из пятисот единиц артиллерии, которые были в моем распоряжении, мы были вынуждены оставить большую часть. Мы не могли из-за недостатка лошадей вести разведку или выслать передовой отряд на лошадях, чтобы найти дорогу. Солдаты пали духом, доходили до сумасшествия и были близки к состоянию полнейшего смятения. Любой пустяк мог испугать их до крайности. Было достаточно четырёх или пяти вражеских солдат, чтобы привести в ужас целый батальон. Вместо того чтобы держаться вместе, солдаты блуждали поодиночке в поисках огня. Солдаты, когда их посылали в головную походную заставу, вместо того чтобы выполнять свои обязанности, покидали посты и уходили в поисках тепла в домах. Одни бродили вразброд и становились лёгкой добычей для врага. Другие же ложились где попало, засыпали с небольшим кровотечением из ноздрей и уже во сне умирали. В таком положении погибали тысячи. Поляки сумели не потерять всех своих лошадей и сохранить масть своей артиллерии, но французы и солдаты других национальностей более не были похожи на самих себя. Особенно пострадала кавалерия. Не думаю, что из сорока тысяч удалось спасти более трех.

Если бы не этот пожар Москвы, я должен был добиться успеха. Я бы там пережил зиму. В том городе насчитывалось около сорока тысяч жителей, находившихся на положении рабов. Ибо вы должны знать, что русская аристократия держала своих вассалов на положении, близком к рабству. Я бы провозгласил свободу для всех рабов в России и уничтожил вассалитет и аристократизм. Это обеспечило бы мне союзническую поддержу со стороны громадной и могущественной массы людей. Я бы тогда или добился заключения мира уже в Москве, или на следующий год двинулся на Петербург. Александр был уверен в этом и отправлял свои бриллианты, ценности и корабли в Англию. Если бы не этот пожар, то я бы добился всего. За два дня до пожара я победил русскую армию в великом сражении под Москвой; я атаковал русскую армию силой в двести пятьдесят тысяч человек, окопавшихся в траншеях по самые уши, и со своими девяносто тысячами полностью разгромил их. Семьдесят тысяч русских пали на поле сражения. Они имели наглость заявить, что именно они одержали победу, хотя уже через два дня я вошёл в Москву.

Я был в самом центре прекрасного города, имевшего запасы провизии на целый год, так как в России всегда заготавливают провизию на несколько месяцев до наступления морозов. Запасов всякого рода было предостаточно. Дома местных жителей были хорошо обеспечены, и многие владельцы домов даже оставляли своих слуг, чтобы они обслуживали нас. Во многих домах их владельцы оставляли записки с просьбой к французским офицерам аккуратно обращаться с их мебелью и с другими вещами; они оставили все необходимое для наших нужд и надеялись вернуться домой через несколько дней после того, как император Александр урегулирует со мной все проблемы. В городе остались многие дамы. Они знали, что я был в Берлине и в Вене с моими армиями и никакого вреда не наносил местным жителям; и, более того, они ожидали скорого мира. Мы лелеяли надежду с комфортом устроиться на зимних квартирах в ожидании неминуемого успеха весной.

Через два дня после того, как мы вошли в Москву, был обнаружен первый пожар, который поначалу не дал повода для беспокойства, поскольку предполагалось, что он был вызван нашими солдатами, которые разожгли костры слишком близко от деревянных домов. Я был очень рассержен этим случаем и издал строгий приказ по этому поводу командирам полков и другим частям французской армии. На следующий день число пожаров увеличилось, но всё еще не до такой степени, чтобы забить тревогу. Однако, опасаясь, что пожары могут добраться до нас, я отправился верхом к месту происшествия и дал указание об их ликвидации. На следующее утро подул сильнейший ветер, и огонь от пожаров стал распространяться с необычайной скоростью.

Несколько сотен негодяев, нанятых для этой цели, рассеялись по всему городу и спичками, которые они прятали под одеждой, поджигали столько домов с наветренной стороны, сколько возможно, что было весьма легким делом, учитывая то обстоятельство, что дома были построены из легковоспламеняющихся материалов. Все это, а также сильнейший ветер сводили все попытки потушить пожары к нулю. Я сам чуть не стал жертвой пожара. Для того чтобы показать пример другим, я отважился шагнуть через языки пламени, в результате чего подпалил волосы и брови, а на спине загорелась моя одежда; но все наши попытки покончить с пожарами были напрасными, так как русские уничтожили насосы для тушения, и если таких насосов было свыше тысячи, то изо всех них, я думаю, мы могли найти лишь один годный.

Кроме того, мерзавцы, нанятые Ростопчиным, бегали по всем кварталам города, занимаясь поджогами домов. В этом им очень сильно помогал ветер.

Это ужасное пожарище, охватившее весь город, уничтожило всё. Я был готов ко всему, но только не к этому. Это не было предусмотрено, ибо кто мог подумать, чтобы сама нация подожжет собственную столицу. Однако сами местные жители делали все, что было в их силах, чтобы потушить пожар, и некоторые из них погибли, пытаясь сделать это. Они также приводили к нам немало поджигателей со спичками, спрятанными в их одежде, так как мы сами никогда бы не смогли обнаружить поджигателей среди мужиков. Я приказал расстрелять двести таких негодяев. Если бы не этот фатальный пожар, то мы бы имели всё, что хотела армия; прекрасные зимние квартиры; магазины, заполненные до отказа всякого рода товарами; и следующий год все решил бы. Александр согласился бы на мир, или я был бы в Петербурге».