Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Далее Наполеон заявил, что считает, что для Лас-Каза было бы лучше вернуться в Лонгвуд, чем оставаться на острове в изоляции от всех французов или быть отправленным на мыс Доброй Надежды. Наполеон сказал, что я могу доложить губернатору то, что он сейчас сказал мне.

23 декабря. Сэр Хадсон Лоу находится в Лонгвуде; доложил ему то, что Наполеон сказал о Лас-Казе. Губернатор сообщил мне, что Лас-Каз хочет поставить условия до того, как вернётся в Лонгвуд. Сэр Хадсон попросил меня поехать в коттедж «Ворота Хата» и передать Лас-Казу то, о чём говорил генерал Бонапарт, но при разговоре с Лас-Казом не касаться каких-либо других тем. Я упомянул его превосходительству об обмороке, который случился с Наполеоном. «Было бы хорошо, — заявил сэр Хадсон Лоу, — если бы он провёл несколько ночей, подвергаясь приступам подобного рода». Я возразил ему, заявив, что вполне вероятно, что с ним может случиться апоплексический удар, который покончит с ним, и что, продолжая вести подобный образ жизни, он не сможет сохранить своё здоровье. Сэр Хадсон спросил меня, что может заставить его начать совершать прогулки. Я ответил, что для этого необходимо смягчить ограничения и снять те, на которые он особенно жалуется. Сэр Хадсон Лоу напомнил об опасности предоставлении свободы человеку, который уже принёс столько бед. Он попросил меня написать заключение о состоянии здоровья молодого Лас-Каза. Я ответил, что собираюсь нанести ему визит вместе с г-ном Бакстером. Его превосходительство объявил, что отправляется к графу Бертрану, чтобы поговорить с ним о жалобах французов.

Вернувшись от молодого Лас-Каза, я встретил сэра Хадсона Лоу, пребывавшего, судя по его виду, в весьма дурном настроении. Губернатор заявил, что какое-то время граф Бертран рассуждал достаточно резонно, но затем безрассудно принялся говорить о «нашей ситуации», словно то, что стало с графом Бертраном, имеет какое-нибудь последствие для Англии или для Европы; словно здесь присматривают не только за одним Бонапартом. Губернатор раздражённо заявил, что он не знает, чего это ради граф Бертран должен связывать свою «ситуацию» с положением Бонапарта.

Затем я виделся с Наполеоном. «Этот губернатор, — рассказал он, — встречался с Бертраном и высказал ряд предложений, но в такой туманной и загадочной форме, что невозможно было понять, что именно он имел в виду. Всё, о чём он говорит, лишено какой-либо ясности; и когда он неохотно говорит правду, то она вся окутана уловками и оговорками. Он вёл долгие переговоры о Лас-Казе, которые закончил тем, что утверждал, что Лас-Каз не был в тюрьме и никогда там не находился! Это человек, всё существо которого пронизано глупостью и ложью, слегка сдобренной хитростью. Может ли Лас-Каз выходить наружу из дома? Может ли видеться с кем-либо, будь то француз или англичанин, не считая его тюремщиков? Визиты врача в счёт не идут. Может ли он посылать или получать письма, которые не проходят в скрытом виде через руки его тюремщиков? В самом деле, — продолжал Наполеон, — я не знаю, что именно этот человек подразумевает под словами «находиться в тюрьме».

Какой же я был глупец, когда отдался вам в руки, — продолжал он, — у меня было ошибочное представление о вашем национальном характере. Я сам себе создал этакое романтическое представление об англичанах. К этому ещё добавился элемент гордости. Я считал ниже своего достоинства сдаться любому из тех монархов, чьи страны я завоевал и в чьи столицы входил с триумфом; и я решил довериться вам, кого я никогда не побеждал. Я сурово наказан за то хорошее мнение, которое имел о вас, и за то, что полагался на вас, вместо того чтобы сдаться моему тестю или императору Александру, любой из которых относился бы ко мне с величайшим уважением».

Я предположил, что, вполне возможно, Александр мог послать его в Сибирь. «Ничего подобного, — возразил Наполеон, — отложив в сторону другие мотивы, Александр, исходя из политических побуждений и из желания стать популярным, относился бы ко мне как к королю, отдав в моё распоряжение целые дворцы. Кроме того, Александр в своей сущности — щедрый человек, и ему доставляло бы удовольствие принимать меня по-царски; и мой тесть, хотя ему явно недостает ума, всё же он человек религиозный и не способен пойти на преступление или на применение жестоких мер, таких, какие практикуются здесь».

Вместе с г-ном Бакстером я нанёс визит Лас-Казу и его сыну. После этого визита я написал сэру Хадсону Лоу заключение о состоянии здоровья молодого Лас-Каза, закончив его рекомендацией отправить его в Европу для восстановления здоровья. Г-н Бакстер также написал заключение, подобному моему, а также заключение о состоянии здоровья самого графа Лас-Каза, в котором он утверждает, что вследствие того, что у него наблюдается расстройство пищеварения, возможно, смена тропического климата на холодный пошла бы ему на пользу, и что ему предпочтителен климат Европы.

25 декабря. Наполеон пребывает в хорошем настроении. Задавал много вопросов на английском языке, хотя он и произносит слова на французский лад, тем не менее он правильно подбирает их и применяет их в должном значении.

26 декабря. За мной послал сэр Хадсон Лоу. Нашёл его в городе. Он сделал мне замечание по поводу того, что моё заключение о состоянии здоровья молодого Лас-Каза имеет слишком большую политическую окраску: моё мнение должно относиться к тому, что может случится, если он останется в Лонгвуде, а также в заключении просматривается слишком много доброго чувства по отношению к «тем» людям. Я ответил губернатору, что я не мог отделить мою точку зрения от причины его заболевания и что он (губернатор) сам говорил, что если состояние здоровья сына Лас-Каза требует его отправки в Европу, то он (губернатор) не будет препятствовать этому. Сэр Хадсон ответил, что, конечно, он говорил, что если подобная мера абсолютно необходима, то он не будет ей препятствовать.

Затем он заговорил об ограничениях и показал мне письмо, которое, как он сказал, он намерен направить Бертрану. Губернатор попросил меня высказать моё мнение по поводу содержания этого письма. Прочитав письмо, я заявил его превосходительству, что, как я думаю, оно рассчитано на то, чтобы вызвать резкие замечания со стороны Наполеона; поскольку на самом деле оно оставляет нерешенные проблемы почти в том же состоянии, в каком они пребывали раньше, лишь номинально отменив некоторые ограничения. После недолгого раздумья его превосходительство, видимо, пришёл к такому же мнению, заявив, что он вновь вернётся к рассмотрению данного вопроса. В то же время он поручил мне сообщить генералу Бонапарту о том, что будут отменены несколько ограничений, особенно те, которые относятся к его беседам с посторонними лицами; помимо этого, границы Лонгвуда будут расширены и людям будет разрешено свободно посещать его, почти так же, как и во времена адмирала.