Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

15 декабря. Имел продолжительную беседу с сэром Хадсоном Лоу о делах Лонгвуда и о состоянии здоровья Наполеона. Его превосходительство заявил, что он полагает, что именно граф Бертран сообщил графу Лас-Казу, что он (сэр Хадсон) вышлет его с острова, если он будет настойчиво продолжать писать письма с дальнейшими клеветническими суждениями по поводу того, как плохо обращаются с генералом Бонапартом. Он потребует, чтобы он (Бертран) понёс ответственность за последствия своего поступка. Губернатор также заявил, что, поскольку речь зашла об ограничениях, на которые поступают так много жалоб, то в действительности всё в дело в том, что существует несколько отличный подход к их толкованию; так, что касается запрещения вести беседу с местными жителями, на которое жалуется генерал Бонапарт, то это был не приказ, но всего лишь просьба.

Губернатор также добавил, что Лас-Каз попытался отправить секретное послание с обвинениями против него, что равносильно удару ножа в спину человека, и что французы должны понимать, что они писали ложь, так как в противном случае они бы не боялись писать письма в Англию, используя его посредничество, поскольку он сам предлагал направлять письма через него. В своём разговоре с Бертраном он всего лишь упомянул, что в соответствии с имеющимися у него инструкциями ему следовало бы выслать Лас-Каза с острова вследствие писем, которые тот написал. Инструкции, полученные им, объяснил губернатор, были такого рода, что невозможно провести различие между пунктами, указывающими на необходимость относиться к генералу Бонапарту с большой снисходительностью, и пунктами, предусматривавшими правила и ограничения, несовместимые с первыми. Он в связи с этим запросил в своём письме министрам дальнейших разъяснений, а также рекомендовал уменьшение существующих ограничений.

16 декабря. Виделся с Наполеоном, которому сообщил то, о чём просил губернатор. Наполеон заметил по этому поводу: «Он вернул письмо с жалобами, посланное ему Монтолоном, отказавшись переправить письмо далее, в Англию; он сообщил Бертрану, что он откажется принимать письма, в которых я не именован так, как желает его правительство; и он прислал через своего начальника штаба меморандум с угрозой высылки с острова всех тех, кто осудит деятельность его и его правительства; вне зависимости от того, что именно он дал понять Бертрану, Лас-Каз, если будет продолжать жаловаться, будет выслан с острова Святой Елены. В указаниях, подобным тем, которые он получает, всегда должны быть очевидные противоречия и предоставленные на усмотрение большие полномочия; но он всё интерпретирует в наихудшем варианте и там, где есть возможность ужесточить исполнение любого указания инструкций, которое с таким же успехом можно и смягчить, он наверняка предпочтёт выбрать первое. Вот уж действительно человек, которым вместо души правит одна злоба. Он, возможно, уже видит, что зашёл слишком далеко, и теперь хочет одиозность своих действий приписать своему правительству».

18 декабря. Вместе с г-ном Бакстером навестил графа Лас-Каза и его сына. Граф сообщил мне, что губернатор разрешил ему вернуться, при определённых условиях, в Лонгвуд, но он до конца не решил, что он должен делать. Молодой Лас-Каз рассказал, что его отец опасается, что в случае его возвращения в Лонгвуд там будут относиться к нему с пренебрежением в связи с той постыдной манерой, которая сопутствовала его аресту, и с той грубостью, с которой губернаторская полиция конвоировала графа из Лонгвуда.

Возвратившись в Лонгвуд, сообщил Наполеону, что губернатор предложил Лас-Казу вернуться из «Колониального дома» в Лонгвуд. Обсудив эту новость, Наполеон заявил, что он по этому поводу ничего Лас-Казу советовать не будет. Если он вернётся в Лонгвуд, то Наполеон с радостью примет его; если он уедет с острова, то и это Наполеон воспримет с радостью; но в последнем случае Наполеон хотел бы ещё раз повидаться с ним. Он добавил, что с тех пор, как арестовали Лас-Каза, он приказал всем своим генералам покинуть остров: он будет чувствовать себя более независимым после их отъезда, так как тогда он не будет мучиться, опасаясь, что их страдания вследствие жестокого к нему отношения со стороны губернатора подтолкнут их к желанию отомстить последнему за него. «Я, — продолжал Наполеон, — не боюсь, что меня вышлют с острова».

Виделся с сэром Хадсоном Лоу, который заявил, что за исключением некоторых необходимых ограничений, он получил указание от правительства относиться к генералу Бонапарту с наибольшей снисходительностью, что он, как он считает, и делал. То, что были введены некоторые ограничения, так в этом генерал Бонапарт сам виноват, а также Лас-Каз. Он (губернатор) был очень снисходителен! Именно это он просил сообщить Наполеону. Вскоре после этого он заявил, что если граф Бертран показал его (сэра Хадсона) список ограничений сэру Томасу Стрейнджу, то он, губернатор, санкционирует высылку графа Бертрана с острова. Почти не переводя дыхания, он тут же спросил: не будет ли полезным привлечение сэра Джорджа Бингема в качестве посредника. Я ответил, что, возможно, оно и будет полезным, но поскольку сэр Джордж Бингем не говорит по-французски достаточно бегло, чтобы вступать в длительные дискуссии или рассуждения, то я придерживаюсь того мнения, что адмирал сэр Пультни Малькольм был бы гораздо лучшим посредником.

Сообщил Наполеону всё то, о чём просил сэр Хадсон Лоу. «Доктор, — заявил Наполеон, — когда этот человек имеет наглость сказать вам, человеку, который знает обо всём, что было сделано, что он относится ко мне снисходительно, то у меня нет необходимости говорить вам о том, о чём он пишет своему правительству».

Наполеон рассказал мне, что прошлой ночью у него был новый приступ, подобный тому, который случился 13 декабря, но на этот раз более сильный. «Сен-Дени, — сообщил он, — испугавшись, плеснул мне в лицо одеколон, приняв его за воду. Капли одеколона, попав мне в глаза, вызвали у меня нестерпимую боль и, несомненно, привели меня в чувство».

Сообщил Наполеону о том, что сэр Хадсон Лоу сказал по поводу посредничества сэра Джорджа Бингема. Наполеон ответил: «Возможно, это принесло бы некоторую пользу; но всё, что он должен сделать, так это не вести себя более как тюремщик, но просто стать джентльменом. Если кому-либо предстоит взять на себя обязанности посредника, то наиболее подходящим для этой роли был бы адмирал, ибо он независим от сэра Хадсона Лоу и к тому же является человеком, с кем я могу рассуждать и спорить. Но, — продолжал Наполеон, — этот губернатор — человек, которому нельзя верить. Когда ваш кабинет министров проявляет неискренность, стремится хитрить и ничего хорошего не намерен предпринимать, то в качестве посла или губернатора направляет такого повесу, как Дрейк, или такого человека, как Хадсон Лоу; когда же дело обстоит по-другому и ваш кабинет министров желает достичь примирения или относится к кому-либо с должным уважение, то к работе привлекается такой человек, как лорд Корнуолисс. Если бы Корнуолис был здесь, то он был бы более полезен, чем все ограничения, которые можно представить».