Сергей Кошечкин - Жизнь Есенина

Вот что говорил Есенин о своем состоянии в письме, посланном задушевному другу Грише Панфилову по приезде в Москву:

«Ну ты подумай, как я живу, я сам себя даже не чувствую. «Живу ли я, или жил ли я?» — такие задаю себе вопросы после недолгого пробуждения. Я сам не могу придумать, почему это сложилась такая жизнь, именно такая, чтобы жить и не чувствовать себя, то есть своей души и силы, как животное» (написано до 18 августа 1912 года).

И несколько строк из письма от февраля 1914 года: «…Ни минуты свободной… Распечатался я во всю ивановскую. Редактора принимают без просмотра… Я очень изменился».

Между этими письмами — полтора года. Но по тональности они совершенно разные. По второму письму видно, что молодой человек обрел себя, к нему пришло ощущение собственного «я». Пришло понимание серьезности его призвания, нужности людям его стихов. Это было, пожалуй, самое главное.

Для каждого начинающего автора его первое появление в печати — событие волнующее, праздничное. Надо полагать, те же чувства охватили и Есенина, когда в первом номере журнала «Мирок» за 1914 год он увидел свое первое напечатанное стихотворение «Береза». Подписано оно было псевдонимом — «Аристон».

В воспоминаниях друга юности Есенина Николая Сардановского есть разъяснение этого слова — механический музыкальный ящик. Действительно, такого рода «механизм» тогда существовал. В рассказе И. Бунина «Я все молчу», опубликованном в 1913 году, описывается, как на свадебном пиру в господском доме «захлебывался охрипший аристон то «Лезгинкой», то «Вьюшками»…» Один из персонажей того же рассказа с дочерьми станового танцевал «под аристон».

И все-таки, мне думается, название музыкального ящика никакого отношения к есенинскому псевдониму не имеет. Слово «Аристон» молодой поэт заимствовал из другого источника — поэтического, а именно из стихотворения Гавриила Романовича Державина «К лире».

В этом стихотворении поэт укоряет своих современников, что они стали «чужды красот доброгласья», «к злату, к сребру лишь стремятся», «помнят себя лишь одних»… Подобные мысли близки раздумьям Есенина о людях его времени, людях черствых, гоняющихся за деньгами, равнодушных к своим собратьям.

Державин продолжает стихотворение:

Вот откуда есенинский псевдоним! Державин называет Аристоном греческого философа Платона, сына Аристона. Впрочем, это для Есенина значения не имело: важна была суть поэтического образа — благородство, великодушие, готовность бороться со злом. Он, начинающий поэт Сергей Есенин, во многом похож на юношу из державинского стихотворения. Как и Аристон, он молод, «нежен лицом и душой, нравов благих преисполнен». Почему бы это имя и не взять псевдонимом?

Именем «Аристон» Есенин подписал только «Березу». Вскоре, как сообщал он Грише Панфилову, редакторы псевдоним сняли и посоветовали подписывать стихи своей фамилией. И хорошо сделали!

Из того, что было напечатано Есениным в 1914 году, особо надо сказать о стихотворении «Кузнец». К сожалению, в воспоминаниях оно даже не называется. Стихотворение написано с искренним воодушевлением, в духе тогдашних риторических произведений суриковцев:

«Кузнеца» опубликовала газета «Путь правды» — под таким названием в Петрограде выходила тогда большевистская «Правда». Стихотворение было помешено в разделе «Жизнь рабочих России» рядом со стихотворением Демьяна Бедного «Быль».

Публикация в большевистской газете стояла в одном ряду с распространением письма рабочих, поддерживавших большевистскую «шестерку» в Государственной думе, с участием в нелегальных сходках, с установлением надзора царской охранки… Все это характеризовало молодого Есенина как человека, чувствующего политическую атмосферу тех лет, стремившегося быть ближе к борцам за народное дело, помогать им. Однако, замечает современник, главными мотивами его стихов все же оставались деревня и природа; «революционного порыва» в них не было.

«Революционный порыв» будет позже…

Немаловажную роль в формировании миропонимания, расширении культурного кругозора Есенина сыграл Народный университет имени А. Шанявского. В краткой автобиографии «О себе» (1925), написанной для трехтомного «Собрания сочинений», он посчитал нужным заметить: «В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко».

Воспоминания товарищей по университету дают возможность увидеть некоторые стороны студенческой жизни Есенина. Она не замыкалась в стенах аудиторий. Молодой поэт охотно посещал творческие собрания сотрудников журнала «Млечный путь», художественные выставки… Не праздное любопытство привело его в дом старого гусляра Федора Александровича Кислова. Характерно свидетельство Анны Изрядновой, ставшей в 1914 году гражданской женой Есенина: «Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколечко не думая, как жить».

Из воспоминаний Г. Деева-Хомяковского можно сделать вывод, что Есенина уговорил уехать в город на Неве кто-то из петербургских писателей. Других источников, подтверждающих этот факт, на нынешний день не установлено.

Судя по всему, о переезде в Петербург Есенин начал помышлять еще осенью 1913 года. «Думаю во что бы то ни стало удрать в Питер… — писал он Грише Панфилову. — Москва не есть двигатель литературного развития, а она всем пользуется готовым из Петербурга».

В начале 1915 года Есенин вновь возвращается к той же теме (в разговоре с «шанявцем» Н. Ливкиным):

— Нет! Здесь, в Москве, ничего не добьешься. Надо ехать в Петроград.

В автобиографии «О себе» (1925) читаем: «Восемнадцати летя был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург».

День его приезда в столицу уже назывался — 9 марта 1915 года.

В Москве Есенин, образно говоря, топтался в прихожей русской поэзии.

В Петрограде он смело вошел в ее горницу.

Эти слова произносит один из персонажей неоконченной драматической поэмы Есенина «Страна негодяев» (1922–1923). Но их можно отнести и к самому поэту. Правда, появился он в тогдашней российской столице не с пустыми руками: привез стихи.