Федор Толстой - Записки графа Федора Петровича Толстого

25 число. В 2 часа пополудни снялись мы с якоря и стали верповаться, в половине 5-го часа прошли на траверзе еще одну крепость, а в исходе 8-го часу по усилившемуся ветру стали на якорь. С полудня шел довольно сильный дождь.

26-е число простояли мы на якоре.

27-е [число]. В три часа пополудни увидели мы яхту маркиза с флагом на носу, хотя должно бы было его иметь на фор-стеньге [360], но как маркиз называет свою яхту шлюпкою, то. и ставит флаг свой на носу. Чрез очень короткое время приехал к нам на фрегат с яхты маленький маркиз, адъютант вице-адмирала, с письмом к капитану; в это время я был в каюте капитана и рисовал вид Стокгольма. Прочтя письмо, капитан с Перфильевым поехали в катере к маркизу, и, вошед на яхту, она стала лавировать, что продолжалось довольно долго. Иногда она держала рейсы очень близко к нашему фрегату. Во все это время у нас отданы были марсели и натянуты марсафалы [361], а матросы стояли по вантам [362], а когда яхта к нам подходила, то матросы кричали три раза: «Ура!», — а яхта отвечала нам по одному разу. Часу в 6-м капитан наш и майор возвратились на фрегат, а яхта ушла. Погода была дурна, и накрапывал дожжик.

28-е число простояли мы на якоре, к вечеру сделался очень сильный ветер, так что хотели отдать другой якорь, но, к счастию, [ветер] скоро утих.

29-е число. По утру в 8-мь [часов] подняли якорь и начали верповаться, и, пройдя 20 кабельтов [363], мы верповались почти целый день и в 8-м часу пополудни стали на якорь.

30-е число. В 10 часов подняли якорь и стали верповаться, в 7-м часу в исходе стали опять на якорь.

31-го числа [364]весь день простояли на якоре, и во весь день шел большой дожжик Прочее же время похода погода была всегда хороша, исключая 5-и или 6-и дней в разные времена.

1-е число. В 8 часов поутру снялись мы с якоря и пошли под парусами. Ветер был нам попутный. Часа через полтора вышли мы из шкер в море и шли по 6-ти узлов, что составит около 10-ти верст в час. В 8-м часу в исходе пополудни пришли к Красной горке и стали на якорь.

2-е число. Поутру в 7-м часу снялись с якоря и пошли под парусами к Кронштату, который вскоре нам и показался, но ветер так стих, что мы принуждены были буксироваться, и в третьем часу только что прошли брант-вахту.

Пришед в Кронштат, стали мы на якорь на Кронштатском рейде. Чрез день приехали в корпус и распущены были на несколько времени к родителям. Говорить нечего о радости свидания с ними, сестрою и братом после четырехмесячной отлучки. Это можно только чувствовать.

В зиму этого года приезжал в Петербург шведский король по поводу затеивавшейся, как тогда говорили, свадьбы великой княжны Александры Павловны со шведским королем. Он был принят Павлом Петровичем с большим почетом. Он здесь осматривал все корпуса, все военные и гражданские учебные заведения, все женские институты и все достойные замечания заведения. Оставалось ему еще осмотреть наш корпус и горный [365].

Для осмотра нашего корпуса назначен был и день, в который мы с 10-ти часов уже ожидали его приезда. Мне заранее было приказано приготовить оконченный рисунок вида Дуотингольмского замка и, когда король будет осматривать наш корпус, поднести этот рисунок его величеству. Тогда был распространен, не знаю откудова, общий слух, что я получу от короля какой-то знак отличия, которое будет поводом [к тому], что я буду выпущен в офицеры прежде положенного срока; и надежда на это меня очень радовала. Но надежда моя была обманута (судьба с самого начала моей службы положила, чтобы я не получал награды случайные). Накануне того дня, в который мы ждали к себе короля шведского, интригами какого-то двора из западных государств соединение короля шведского с великою княжною Александрою Павловною было расстроено, и Павел Петрович, взбесясь на шведского короля, приказал ему выехать из Петербурга [в] 24 часа и без кухни. Обыкновенно, когда кто из королевской фамилии или принцев выезжают из России, то до границы провожает их придворная кухня и прислуга, а наш император, прогневавшись на короля шведского, вздумал, выгоняя его из России, наказать его, как наказывают школьников, оставив без обеда. Каково! [366]

После экзамена, на вторую кампанию [367]я был пожалован в ундер-офицеры одним из первых.

Не помню, чрез сколько времени я был дежурным ундер-офицером по корпусу, когда пришло рано поутру объявление о кончине императора Павла Петровича. Странно, что как только мною получен был пакет о кончине императора и восшествии на престол Александра Павловича, мне пришла в голову настоящая смерть Павла I-го, а не апоплексическим ударом, как было объявлено [368]. В это утро все кадеты, офицеры и учителя были в полной форме собраны в огромной обеденной нашей зале. В 11 часов вошел в залу из своих комнат директор корпуса Иван Логинович Голенищев-Кутузов, почтенный глубокой старости полный адмирал, давно уже не встававший [со] своих кресел, в полном мундире, ведомый под руки своими двумя сыновьями — контр-адмиралом Логином Ивановичем и майором нашего корпуса Александром Ивановичем, и в горьких слезах объявил нам о кончине Павла Петровича.

В тот же день после присяги мы были распущены по домам. Когда мы шли с братом домой, Петербург уже принял совершенно другой характер. Прежде встречающиеся на улицах имели пасмурный, унылый вид с отпечатком какого-то страха на лице, не зная, воротится ли он благополучно домой или не улетит ли куда-нибудь, не успев во время снять перед царем шляпы. А теперь, идучи, мы увидели большое движение по улицам — народ сновал толпами взад и вперед без малейшего страха и с веселыми лицами, кучками останавливался на улицах, разговаривал, смеялся, не прячась от бутошников и полицейских офицеров, чтобы и самому, не зная за что, не попасть в полицию, как это было часто при Павле. Беспрестанно встречались нам выражения радости; видели, как некоторые из простого народа, сходясь между собою, крестились, обнимались и целовались.

Второй поход наш был в Данию и Норвегию на фрегате «Архипелаге» под командою капитана первого ранга господина Малеева, одного из лучших флотских офицеров. Под командою его был с нами и транспорт с такелажем для корабля «Петр», который, отправясь из Архангельска в Кронштадт, дорогою был застигнут в Атлантическом океане ужаснейшим штормом, продолжавшимся слишком 20 дней. Корабль в первые дни урагана потерял мачты, бугшприт [369]и руль. И в этом отчаянном положении при сильном ветре он блуждал по океану более двух недель, рискуя быть брошену на скалу или попасть на подводный камень и погибнуть. Но, к счастию его, северные рыбаки, возвращаясь на своих кораблях с ловли, увидели бедствующий корабль, пришли к нему на помощь и привели его в Берген, где он стоит уже третий год, не возвращаясь в Россию под предлогом недостатка необходимого такелажа, который мы ему теперь и везем. Капитану нашему приказано взять под свою команду капитана корабля «Петр», корабль оснастить и привесть его в Кронштат. Корпусный офицер с нами едет — мичман Писарев, очень хороший и хорошо воспитанный молодой человек.