Федор Толстой - Записки графа Федора Петровича Толстого

В скором времени тестю такого значительного человека, как Закревский, Федору Андреевичу захотелось значить что-нибудь и самому, почему и вздумал он посредством зятя получить какое-нибудь довольно видное место, сообразное с чином действительного статского советника, в которые он был переименован из бригадиров. Но как по уму и по познаниям почтенного нашего дядюшки, никогда нигде не служившего и никогда нигде и ничему не учившегося, никакой должности поручить [ему] было невозможно, Арсений Андреевич вздумал выпросить у государя ему звание сенатора, так как теперь в правительствующем Сенате много присутствуют подобных Федору Андреевичу сенаторов, которых по неспособности, не зная куды поместить (а отставить по протекции не хотят), пихают в Сенат.

Только не даром он брался за это дело, а потребовал от [ тестя ] [596]подмосковную его деревню Ивановскую, назначенную дядюшкою после его смерти мне, как его крестнику, о чем Закревский очень хорошо знал. Сенаторское звание так льстило самолюбию Федора Андреевича, что он не постыдился и не посовестился изменить чести и отдал эту деревню бессовестному алчному зятю. В это время тетушка, супруга Федора Андреевича, года с два, как умерла; если б она была жива, то она не допустила бы мужа до такого бесчестного поступка. Она была ужасно скупа в мелочах, но была справедлива и не допустила бы своего мужа до бесчестного против меня поступка.

Новый сенатор, купивший себе у зятя место сенатора за назначенную мне деревню, сказал мне, что взамен этой деревни он назначает мне после себя большое в самой Москве место, называемое Ключище [ или Мытище], снабжающее всю Москву самою прекрасною и здоровою водою — по доходам нет сравнения, как меньше Ивановской деревни, — но до тех пор будет мне давать по тысяче рублей в месяц. Не имея ничего, мне бы это было очень кстати, но я не получал никогда ни одной копейки от крестного своего отца.

Года через полтора или два Федора Андреевича сенаторства, куда он ездил только посидетьна сенаторском стуле и с подобными ему сенаторами потолковать об их карточных подвигах и сплетнях Английского клуба, между которыми он видел не одного красующегося в лентах через плечо и звездах на доблестной груди, и ему захотелось пощеголять в ленте и звезде. Да почему же и не так — ведь и он имеет сильного покровителя в зяте и сумеет также важно рассесться в сенаторских креслах и подписывать определения Сената, вовсе не поняв дела, а как шепнет ему секретарь или следуя которому-нибудь из деловых, настоящих сенаторов, с которыми не надо смешивать тех, об которых я говорю. И дядюшка, по зрелом размышлении, явился к случайному [597]зятю с просьбою об ленточке и звезде. И он как правдивый благородный сановник и верный слуга царский взялся выпросить у его величества своему тестю за важные полезные отечеству труды по делам Сената орден святой Анны первой степени [598]. Тогда как почтенный наш дядюшка по недостатку умственных способностей и совершенному необразованию умел только играть в карты и продремать назначенные для заседания в Сенате часы утра, он отправлялся в Английский клуб, где и проводил целый день за вистом. И опять не даром, а потребовал за это от дяди Ключища, мне назначенные, о чем Закревский также хорошо знал, как и о деревне Ивановской, тогда отнятой им у меня. А теперь этот честный сановник, движимый также благородными чувствами, отнял у меня и Ключища, которые Федор Андреевич без всякого стыда и зазрения совести, подлым образом обманув меня, отдал Закревскому. Как могут подобные люди, не краснея, смотреть прямо в глаза честным людям! А они это делают со спокойными и даже надменными лицами.

Один из глупого тщеславия отдал [дочь] замуж за приближенного к царю человека, которого она ненавидела, а другой из-за богатства, которое получил за женою, спокойно смотрит, как она явно развратничает с его атютантами и [ другими], хотя они оба хорошо знали, что это было всему городу совершенно известно.

На этот раз отданы были Закревскому Ключища уже без всяких оговорок и пустых мне посул.

Дядя расхаживает в блестящей звезде, уверяя себя, что люди смотрят на него со звездою на груди как на человека, приносящего пользу своему отечеству, тогда как известно, что этот человек во всю свою жизнь не мог ничего лучшего сделать, как пустить на свет самую развратнейшую дочку.

Если скажут: а коллекция старопечатных книг? Она собрана по совету профессора Строева [599]по его выбору, которым сделан и каталог. А почтенный зятюшка почтенного моего дяди поит Москву чистою здоровою водою, разумеется, не даром, а получая за нее гораздо более пятнадцати тысяч серебром ежегодного дохода, которые, отняв у меня при [своем] годовом доходе в триста тысяч рублей, не краснея, кладет себе в карман. А я, не имея ничего, этим низким поступком Закревского остался без всего.

Но я не должен сетовать — судьба исполняет мое желание с самых юных лет быть обязану всем лишь самому себе и своим трудам как средствами к жизни, так и возвышением по службе, наградами и известностию. Так должен трудиться и буду трудиться.

В 1813 году приехал в Петербург батюшка с нашею сестрою [600]из Симбирска. [Так как] нанимаемая мною квартира в доме моей тещи [оказалась] очень мала, чтоб поместиться и батюшке, то мы наняли на острову же по Большому проспекту между 14 и 15 линиями довольно большой деревянный дом, в котором по желанию батюшки и поселились мы и с нами два старшие мои брата — Александр и Константин, бывшие военные, полковники, старший — в Семеновском полку, а другой — в армии, а теперь оба служат советниками Ассигнационного банка [601]. Батюшка полагал, что одною семьею будет жить выгоднее [602]. Но [по] прошествии года Александр и Константин по каким-то нам неизвестным причинам нашли для себя неудобным жить с нами и переехали на особые квартиры на ту сторону Невы, а мы с батюшкою и сестрою переехали жить на Петербургскую сторону, где прожили года три, переменив две квартиры.

В последней поселились в особом домике на конце Большого проспекта, принадлежащем полковнику Жуковскому [603], служившему смотрителем за чистотою дворов, сараев, отхожих мест и тому подобного по зданию Главного штаба, [ бывшему ] под особым покровительством начальника Главного штаба, генерал-атютанта Закревского [604]за то, что при казенной его службе по штабу [он] служит и лично Закревскому, взяв на себя благородную должность сечь провинившихся слуг его превосходительства начальника Главного штаба и наказывать [его] крепостных людей и крестьян, ходящих здесь по оброку, и отдавать в солдаты нередко даже за очень легкие проступки, так как Закревский положил себе за правило всякого из своих людей три раза хотя легко провинившегося без всяких помилований отдавать в солдаты. Говорят, Жуковский возложенную на него Арсением Андреевичем должность исполнял с неукоризненным усердием. Дни через три по нашем переезде в его дом он за усердную и полезную службу был пожалован генерал-майором.