Федор Толстой - Записки графа Федора Петровича Толстого

По получении царского разрешения на составление Общества распространения ланкастерских школ в России, немедленно приступили к избранию председателя общества, которым и избрали меня.

Первую примерную школу положено было нами [ устроить ] здесь, в Петербурге, на виду всех. По нашим средствам мы должны были устроить эту школу в очень скромном виде в Коломне в одной из отдаленных улиц в деревянном простом доме, в котором весьма удобно могли учиться до ста и более учеников [667]. Эта невзрачная по наружности школа очень согласовалась с учениками, которые должны были в ней учиться, потому что эти школы устраиваются по правилам Общества только для крестьянских детей, бедных мещан и мастеровых.

Я слышу, что нас многие обвиняют и говорят, что лучше было [бы], если бы мы не набирали в нашу школу такую ватагу босоногих мальчишек, а взяли бы треть или четверть их да устроили школу более в видном месте и более приличном для порядочной школы помещении, а не в старом, весьма некрасивом деревянном доме. Господа обвинители наши забыли, что наша главнейшая цель состоит в том, чтобы стараться о быстрейшем распространении грамотности в простом народе. Отечеству нужны учащиеся грамоте, а не здания, в которых они учатся. Министерство народного просвещения вздумало было учредить несколько времени назад ланкастерскую школу в Петербурге, ассигновав на это двести тысяч рублей, выписало из Америки учителя, знающего эту методу, приобрело для этого большой каменный дом на канаве против церкви Николы Морского. Не знаю, по какой причине, но эта школа не состоялась, и американский учитель уехал.

У нас каждый член платит 30 рублей в год. На эти деньги устроена и содержится школа, учит как хороший человек и добрый учитель, умеющий хорошо обращаться с мальчиками простого быта, которого Общество снабдило полною инструкциею, как преподавать грамоту этою методою.

Для соблюдения необходимого порядка при учении почти сотни всякой день приходящих в школу уличных мальчиков положено обществом, чтобы члены, которым положение их позволяет, по 4 человека каждый день дежурили в школе поочередно, наблюдая за поведением и прилежанием учащихся.

Вступающие в школу в первый раз должны быть приводимы в школу родителями, а коли их нет, то теми, у кого живут, где дежурными членами принимаются, записываются в алфавитную книгу их имена и фамилии, как имена их родителей, а также и место жительства, и назначают ему его место на скамейке в классе.

В назначенные часы классов ученики приходят в переднюю комнату школы, где встречают их дежурные и отводят в классы на их места. По окончании классов дежурные выводят их попарно на улицу, которою ведут их до первого перекрестка, где уже все [ ученики расходятся ] по своим жительствам. По временам посылаются дежурящие члены в жительства учеников узнавать [ от родителей, соседей и через дворников], хорошо ли они себя ведут и послушны ли родителям и учтивы [ли они] со старшими. Хорошо себя ведущие и хорошо учащиеся получают награды, состоящие из обуви и, по возможности Общества и по степени прилежания, — фуражками и некоторыми частями одежды. За большие шалости и дурное поведение и непокорность родителям наказываются стыдом, что в нашей школе приняло большую силу. Быть поставлену у дверей класса со щеткою в руках, к счастию, очень страшит, и теперь очень редко встречаются наказанные.

Вредных больших шалунов, на исправление которых не предвидится надежды, мы отлучаем, чтобы не заражали своими шалостями других.

Мы так счастливы, что школа наша хорошо и успешно идет вперед.

Когда Общество наше сформировалось и школа [ вошла в ] свое действие, мы в первом собрании нашем избрали в почетные члены графа Кочубея [668], графа Разумовского и полного генерала Аракчеева, написали к ним письма от Общества, [ приглашая их принять звания почетных членов, и я ] поехал сам отвозить к ним эти письма. Два первые гордеца, так известные своею надменностию и чванством, отговаривались недосугом, меня не приняли, а попросили от меня письма, которые я и отдал. Не может быть, чтобы недосуг был причиною, что они меня не приняли, а, вероятно, мои 24 года [669]и чин отставного флота лейтенанта, председателя, избранного Обществом, когда они в этих званиях привыкли видеть генералов, поставляемых на эти места правительством.

От них поехал я к Аракчееву, от которого ожидал себе той же участи, но обманулся. Правда, трудно было мне добиться, чтобы обо мне доложили Его Высокопревосходительству.

Приехав к деревянному одноэтажному на Литейной дому, в котором живет Аракчеев, я отворил дверь на небольшую деревянную лестницу, ведущую в комнаты, перед которой встретил меня унтер-офицер в сертуке с галунами на воротнике и обшлагах с вопросом: «Кого вам надо?» — «Мне нужно графа Аракчеева, и потому покажи, как мне пройти в приемную — там я найду кого-нибудь, кто доложил [бы] его сиятельству о моем приезде». Со многими расспросами и предосторожностями впустил меня унтер-офицер на лестницу, по которой я вошел в небольшую переднюю, где меня встретил военный писарь унтер-офицерского чина с таким же вопросом, как и внизу: «Кого вам надо?» — и получил тот же ответ, что мне нужно видеть графа Аракчеева и передать письмо. — «Этого нельзя и пожалуйте ваше письмо, я передам дежурному атютанту, он передаст дежурному штаб-офицеру». — «Письма моего я ни вам, ни атютанту, ни дежурному штаб-офицеру и никому, кроме самого графа, не дам. Проведите меня в канцелярию, где бы я мог найти человека, который мог бы доложить о моем приезде».

Меня ввели в канцелярию, большую комнату, разделенную по длине пополам перегородкою — первая половина вроде приемной, а вторая есть канцелярия. Проводивший меня в приемную писарь исчез от меня в канцелярии. Через несколько времени пришел ко мне дежурный атютант [и спросил] довольно надменно: «Что вам от графа надо?» — «Что мне надо от графа, это я скажу самому графу, когда буду иметь честь говорить с его сиятельством, а теперь я вас прошу доложить графу о моем приезде». — «Графу я не могу докладывать, а скажу дежурному штаб-офицеру».

Через несколько минут подошел ко мне господин в полковничьих эполетах с крайне удивленной физиономией, что какой-то молодой лейтенант осмеливается так настоятельно требовать, чтобы об нем доложили — и кому же? — графу Аракчееву! С теми же допросами, что и атютант, кто я и что мне от графа нужно, и [ требуя], чтобы я отдал ему мое письмо, а он отдаст Клейнмихелю [670], а он доложит графу, и получил тот же ответ. Он два раза уходил от меня и возвращался опять ко мне убеждать меня отдать ему письмо, и что Клейнмихель непременно передаст мое письмо графу. Я видел через канцелярию, как он два раза хватался за ручку замка последней двери, вероятно ведущей в присутственную комнату Клейнмихеля. Наконец он исчез в этой комнате, а через несколько минут явился с заносчивым и гневным видом господин Клейнмихель и, подошед ко мне, довольно высокомерно спросил меня: «Что вам надо от графа?» — Я отвечал, что имею письмо к его сиятельству, которое хочу отдать лично графу. «И прошу вас, генерал, доложить графу, что председатель Общества распространения ланкастерских школ в России граф Толстой желает иметь честь лично вручить его сиятельству просьбу Общества о благосклонном принятии звания почетного члена Общества распространения ланкастерских школ во всей России, в которые в первое свое общее собрание [он] был избран».