Пегги Гуггенхайм - На пике века. Исповедь одержимой искусством

Однажды Джон повез меня с Эмили и ее итальянским другом в Испанию на выходные. Мы пришли в такой восторг от этой страны, что остались там на десять дней, не имея никакой одежды, кроме той, что была на нас. Я впервые в жизни присутствовала на боях быков, и они завораживали меня с каждым разом сильнее и сильнее. Мы увидели все виды корриды, от камерных деревенских боев до лучших боев Мадрида. Когда мы посмотрели на все, мое любопытство иссякло, и в следующий раз я увидела корриду только четырнадцать лет спустя, в Португалии. Самое яркое воспоминание из той поездки у меня осталось о пустыне, через которую мы ехали от Бургоса к Мадриду, потому что каждый раз при повороте перед нами открывался совершенно новый вид. Разнообразие пейзажей не знало предела, и дорога была отличная. Ее построил король Альфонсо для личного пользования. В Мадриде мы встретились с Джеем Алленом, старым другом Эмили. Они вместе работали в редакции чикагской газеты «Трибьюн» в Париже.

Как-то раз у нас сломался автомобиль и Джон попытался объяснить механику на ломаном испанском, что с ним не так. Механик вежливо сказал Джону не утруждать себя, поскольку наш двигатель говорит на кастильском куда лучше самого Джона. В Авиле, куда мы приехали в четыре утра, на лужайке вокруг собора паслись овцы, а в Толедо мы целый день искали картину Эль Греко с видом этого города, не ведая, что она выставлена в музее Метрополитен в Нью-Йорке.

Нам пришлось мириться с итальянским другом Эмили всю зиму, после чего в один прекрасный день она вызвала Джона и сообщила ему, что все кончено. Я почувствовала огромное облегчение и теперь наконец могла сказать то, о чем раньше приходилось молчать. Я отзывалась о нем так грубо, что Эмили под конец не выдержала и поставила мне синяк под глазом, на чем не собиралась останавливаться, но Джон пришел мне на помощь и оттащил ее от меня. Она была не совсем вменяема. Разумеется, моя мать решила, что это Джон ударил меня. Я была зла на Эмили многие месяцы и не видела ее.

На время Пасхи я договорилась забрать Синдбада и увезти его куда-нибудь на юг на десять дней. Лоуренс и Кей тогда жили в Ницце и собирались жениться. По какой-то нездоровой причине Лоуренс решил, что нам с Джоном нужно присутствовать на церемонии и последующем приеме. Он просто-таки вынудил нас присутствовать, выбрав дату на той неделе, когда мы приезжали в Ниццу. Мы не хотели идти на эту свадьбу, но нам пришлось — чтобы не расстраивать детей. С нами была Эмили с ее сыном, и мы все вместе приехали на автомобиле из Ле Райоль в Ниццу. Со стороны мы все казались чрезмерно дружелюбными.

Петер Негой, который всегда называл меня «леди Пегги», приехал на юг специально на эту свадьбу и попросил нас захватить его с собой на обратном пути в Париж. Мы с радостью согласились, но не учли одной проблемы — отсутствия места в машине. С нами ехали Синдбад, Пегин, Джонни Коулман с Эмили, не говоря уж о бессчетных чемоданах. Не знаю, как мы все влезли в наш «деляж». Удобно было только Джону на водительском кресле. Как назло, Петер попросил нас заехать в Мирманд за какими-то таинственными свертками для его жены. После Мирманда один из этих свертков неожиданно вылетел из автомобиля. Нам пришлось остановиться и вернуться за тем, что оказалось корсетами для жены Негоя.

После возвращения в Париж мы на несколько дней отправились в Лондон, и внезапно Джону пришла в голову идея остаться в Англии на все лето. Он не жил там уже много лет и теперь почувствовал, что сможет найти там идеальный загородный дом на несколько месяцев. Мы арендовали машину и объехали весь Дорсет, Девоншир и Корнуолл. Нас привлекал Дорсет, но, конечно же, Джон не соглашался ни на один из вариантов. Только когда мы вернулись в Париж, он решился написать владельцу великолепного дома на краю Девоншира. Мы сняли его на два месяца.

Дети тогда были с Лоуренсом в Австрии. Я полетела в Цюрих, чтобы встретить их на полпути, и вернулась с ними в Париж. Из всех моих полетов на самолете к тому моменту этот выдался самым живописным. Мы летели над восточной Францией, усыпанной сельскими угодьями самых разных цветов, и потом над департаментом Юра.

Когда я забрала детей, мы выехали в Англию на двух автомобилях с Джуной Барнс, нашим поваром, служанкой и Дорис, которая вела «пежо». Мы сели на ночной паром в Гавре и утром высадились в Саутгемптоне. Оттуда мы отправились в Девоншир.

Дом, который мы арендовали, назывался Хейфорд-Холл. Это была просторная незамысловатая постройка из серого камня возрастом около ста лет. Комнаты в ней располагались вокруг центрального зала с камином. Зал этот обладал приятными пропорциями, но его стены покрывали новые уродливые деревянные панели, и стояла некрасивая, хоть и удобная мебель. Как обычно в таких домах, там висели портреты предков его хозяев, кораблестроителей из Клайда. В дальнем конце этой комнаты было большое соборное окно. Из него было видно только огромные деревья, которые закрывали зал от солнца. Помимо одиннадцати спален мы больше не пользовались никакими комнатами, кроме крайне мрачной столовой, откуда перемещались в зал сразу же после еды. Уверена, что в стенах этого зала никогда не звучало столько разговоров ни до, ни после нас.

Детям мы отвели собственное крыло с несколькими спальнями и большой классной комнатой на первом этаже, и там правила Дорис. Сложно вообразить более удачное устройство, но я все равно разрывалась между увлекательными беседами и компанией своих детей. Они обедали с нами, катались с нами на лошадях, купались с нами и играли с нами в теннис, но в зал их пускали только в редких случаях. Спальни были простые и вполне пристойные, но кровати в них стояли жесткие, как армейские койки. Одна спальня была оформлена в стиле рококо и так напомнила нам Джуну, что мы сразу отдали ее ей. Именно в этой комнате, в этой постели она написала большую часть «Ночного леса». Позже она утверждала, что мы выделили ей эту спальню, потому что больше никто не хотел там жить.

Мы никогда не пользовались респектабельной гостиной с обитой ситцем мебелью и маленьким кабинетом, где имелась библиотека с худшими книгами в мире, лисий хвост и урна из ноги слона. Не дом сделал то время таким примечательным, но совершенно невероятные обстоятельства нашей жизни там и окрестности. Задняя дверь Хейфорд-Холла выходила в сторону Дартмура. К парадному входу вела аллея араукарий. Рано утром нас будили грачи, жившие на дереве напротив нашего окна.

Хотя Хейфорд-Холл и находился на окраине бесплодного Дартмура, поместью принадлежали собственные огромные сады, наполовину облагороженные, наполовину дикие. Один сад, длиной в полмили, был окружен цветочным бордюром. Там были прекрасные лужайки, теннисные корты с ухоженной травой и два пруда с лилиями, где мы купались, но тем не менее создавалось ощущение, будто окружающая нас природа девственна и является продолжением болотистой пустоши. С наступлением темноты во все стороны начинали разбегаться кролики. Через небольшой соседний лесок тек ручей, а еще один ручей был рядом с домом.