Пегги Гуггенхайм - На пике века. Исповедь одержимой искусством

Мы с четой Танги остались с Пегин и Дебби. Галерею мы оставили на Уин. Танги души не чаяли в девочках, в особенности мадам Танги, у которой не было своих детей. Девочки были словно создания из волшебной сказки. Они одевались в прелестные платья, и у обеих были длинные развевающиеся волосы — у Дебби темные, у Пегин светлые. Они занимались рисованием в домике Гармана. Танги с Пегин обменялись своими картинами.

Мадам Танги была недовольна тем, сколько времени мы с Ивом проводили вместе. Однажды днем она пропала, а позже нам позвонили из паба в Саут-Хартинге и спросили, знаем ли мы эту женщину и одолжить ли ей денег на автобус до нашего дома. Они решили, что это гувернантка детей, раз она говорит по-французски. Для гувернантки она была, пожалуй, слишком пьяна.

Наш огромный камин имел на меня странное воздействие; годами меня преследовало желание запрыгнуть в него. Мне приходилось сдерживаться, чтобы этого не сделать. Как-то вечером, когда я была с Танги, я практически осуществила свое желание, правда, по случайности. Мы о чем-то жарко спорили, и я в порыве чувств поскользнулась; Танги спас меня в самый последний момент, иначе я бы оказалась там, куда меня так тянуло: в языках пламени.

Перед нашим отъездом из Лондона Уин пришла в голову замечательная идея устроить вечеринку на моторной лодке на Темзе. Мы взяли на борт множество людей и выпивки, и в полночь оказались в Гринвиче. Вечеринка выдалась совершенно безумной и пьяной и была отмечена не одной сценой ревности. Мы затеяли ее вместо обычных званых вечеров, которые давали в галерее, но на этот раз я точно не продала ни одной картины.

Внезапно Танги впервые в жизни оказался богат. Сюрреализм тогда только дошел до Лондона, и его выставка пользовалась громадным успехом. Он был простым бретонцем и многие годы служил в торговом флоте. Его отец когда-то имел должность в одном из министерств, и Танги рассказывал, что родился в доме на площади Согласия. Он нисколько этим не кичился; напротив, держался очень скромно. Он пришел к Андре Бретону в 1926 году и присоединился к движению сюрреалистов. Когда-то Ив страдал психическим расстройством, из-за чего его, разумеется, освободили от службы во французской армии. Он обладал чудесным нравом, неприхотливым и по-детски застенчивым. У него было мало волос (они вставали у него на голове дыбом, когда он напивался, а это случалось часто) и красивые маленькие ступни, которыми он очень гордился. Танги тогда было примерно тридцать девять. Он обожал Бретона так же, как Беккет обожал Джойса, и считал, что звание сюрреалиста определяет всю его жизнь. Он руководствовался сюрреализмом во всех своих поступках, как религией — подобно Гарману в его служении коммунизму. Ив оставил свою мэнскую кошку другу в Париже и каждый день посылал ему письмом банкноту в один фунт. Этот фунт скорее предназначался для самого друга, румынского художника Виктора Браунера, нежели для кошки. Через несколько недель я отвезла Танги с женой в Ньюхейвен, откуда они отправились обратно во Францию. Меня печалил их отъезд, а мадам Танги вовсе расплакалась, но я знала, что вскоре снова увижу Ива.

Пегин отправилась на лето к Лоуренсу в Межев. Синдбад проводил те каникулы со мной. В Париж какое-то время назад приехала служанка моей матери и привезла мне ее нить жемчуга — это была малая доля моего наследства.

Я хотела увидеть Танги. Мне нужно было действовать быстро и осмотрительно. Я отправила Синдбада на выходные к Гарману и поехала с Пегин на автомобиле в Ньюхейвен, где мы сели на дневной паром и отправили матери Лоуренса телеграмму с просьбой нас встретить. Она с радостью взяла под свое крыло Пегин и оставалась с ней до самого поезда в Межев. Затем я отправилась к служанке моей матери за жемчугом. Этот жемчуг доставлял ей большие мучения, и она была рада избавиться от него. Но меня он заботил меньше всего. Я договорилась встретиться с Танги в кафе в шесть часов.

Пока мы сидели и планировали свой побег, нас увидело столько людей, что мы решили перебраться в менее популярное кафе, а потом и вовсе сочли, что безопаснее всего будет немедленно покинуть Париж. У Танги с собой не было никакого багажа, у меня — только маленькая сумка. Мы сели на поезд до Руана, куда приехали в три утра. Найти комнату там оказалось практически невозможно, и мы обошли по меньшей мере десять отелей, прежде чем нам повезло. Весь следующий день мы гуляли по Руану и потом сели на поезд до Дьепа, где шел проливной дождь. Мы опоздали на последний корабль, так что ночь мы провели в Дьепе в роскошном портовом отеле. До сих пор мы не встретили никого, кроме Нэнси Кунард, которая тактично притворилась, будто нас не заметила. Мы боялись, что мадам Танги узнает о нашем местонахождении. Когда мы добрались до Ньюхейвена и сели в автомобиль, мы почувствовали себя в безопасности и радостно поехали домой.

Синдбад души не чаял в Танги, но недоумевал, почему тот приехал без жены и постоянно об этом спрашивал. Пока Танги жил с нами, он сделал много рисунков зелеными чернилами — он всегда использовал этот цвет. Один его рисунок был так похож на меня, что я заставила его мне подарить. На нем у меня было перо в качестве хвоста, а глаза походили на глаза фарфоровой куклы, если ей расколоть голову и посмотреть, что там внутри. Танги читал Пруста, который, по всей видимости, нагонял на него тоску; мы много гуляли, ходили на матчи по крикету и были очень счастливы. Однако вскоре Танги начал беспокоиться и захотел вернуться в Париж, чтобы подготовиться к скорому возвращению Бретона из Мексики. Мы с Синдбадом отвезли его на автомобиле в Ньюхейвен и затем поехали в Кент к Хейзел. После этого мы несколько дней провели в Лондоне, где Синдбад собирался сходить на матч по крикету.

Неожиданно объявился Беккет. Он направлялся в Ирландию, и я приняла его в своей лондонской квартире. Когда он увидел на камине нашу счастливую совместную фотографию с Танги, он не смог скрыть своего любопытства. На следующий день я уезжала в Париж и предложила ему переночевать в квартире. Он хотел, чтобы я осталась с ним до завтрашнего дня, когда он сам уезжал в Дублин. Я отказалась. Полагаю, он захотел меня только потому, что у меня появился кто-то другой. Я сказала, что он вынуждает меня заводить любовников, чтобы мы с ним могли оставаться друзьями, и обвинила его в своей двойной жизни. Он предложил мне свою квартиру в Париже. Она располагалась на рю де Фаворит, что вызывало смех у каждого, кому я давала этот адрес. Находилась она в доме для рабочих, но состояла из хорошей студии, спальни, кухни и ванной. Квартира была без телефона и далеко от центра — в пятнадцатом arrondisement [38] округе (франц.). — но я все равно согласилась, поскольку знала, что мадам Танги меня там точно не найдет.