Анна Берзер - О Викторе Некрасове

Всем хозяйством в доме распоряжалась пышная и малоподвижная Аня, женщина лет пятидесяти. Она давно жила в этом доме и считалась равноправным членом семьи. Всё, касавшееся ведения хозяйства, было всецело в ее руках. Поэтому неудивительно, что Виктор Платонович перед тем, как кого-то принять, заручался прежде всего поддержкой Ани. Она была словоохотлива, свою русскую речь пересыпала украинизмами, пословицами и поговорками.

Бывали случаи, что финансов на самый неприхотливый вечерний чай для гостей у хозяина не было, и нередко он сам не решался прибегать к помощи строгой «домоправительницы», предлагая обратиться к ней кому-нибудь из нас.

Деньги Аня хранила в самом обыкновенном, крепко завязанном женском чулке и прятала его где-то в недрах своей постели. Перед тем, как потянуться к заветной копилке, она несколько минут обязательно отчитывала своих хозяев: мол, без нее у них бы никогда ничего не было, так как они не представляют себе, как трудна жизнь, не знают толком, сколько можно тратить. Но за всем этим чувствовались и любовь к своим нерасчетливым хозяевам, и гордость за собственное умение быть экономной.

В доме Некрасовых всегда было как-то светло и, казалось, празднично. При этом атмосфера приподнятости возникала непроизвольно — просто от доброжелательности и сердечности хозяев. Здесь велись далеко не праздные разговоры о дальнейшей доле каждого из нас, о судьбах страны, о новинках литературы и искусства.

Для меня, студентки, заканчивающей университет, Виктор Платонович был большим авторитетом. Я внимательно прислушивалась к его суждениям о смысле жизни, о роли человека на земле. На мой вопрос: почему, имея две профессии (Некрасов закончил Киевский инженерно-строительный, а затем театральное училище), он свою душу отдает литературе и что ему прежде всего хочется сказать читателям — он ответил примерно так: «Хочется, чтоб люди поняли и ощутили, сколь ничтожны все проблемы перед великим счастьем просто чувствовать себя человеком и не знать войны». Говорил, что об этом очень много думал на фронте, а после ранения, в госпитале, почувствовал своим долгом об этом написать.

В Викторе Платоновиче жила неуемная молодость души, стремление придавать жизни гораздо больше поэтичности, чем ее было в действительности. Любил фотографировать. Помню, однажды в выходной много снимал в разных ракурсах бывшую Калининскую площадь, полностью разрушенную, и тут же описывал, какой эта площадь видится ему в будущем. Впоследствии очень возмущался по поводу однообразной архитектуры, особенно блочных пятиэтажных домов, которые неудержимо размывали зодческий стиль и своеобразие наших городов.

Некрасов любил жизнь во всех ее проявлениях. Умел искрение радоваться удачам и достижениям других и поддерживать в людях веру в успех. Умел сострадать, переживать, участливо решать чужие проблемы. Помню, меня вначале удивляло, что Виктор Платонович каждый день получает много писем. Думалось, ему пишут как лауреату, идут, мол, поздравления. Но вскоре я узнала, что время от 5 до 6 часов вечера в доме Некрасовых — это святая святых: и он, и мама отвечают на письма. Из этого режима их не выводили никакие обстоятельства. И тогда я поняла, почему их почтовый ящик всегда переполнен.

Бывало, Виктор Платонович уезжает из Киева, проходит 3—4 дня — и уже получаешь от него весточку: «Я в Коктебеле, со мной такие-то писатели, у меня такое-то настроение и планы». Или из Москвы: «Несколько дней я неразлучно с А. Т. Твардовским, решаем проблему такого порядка… Был в гостях у генерала Игнатьева» и т. д. В большинстве случаев письма довольно короткие, динамичные, нередко — просто почтовые открытки. Но в них всегда экспрессия чувств и мыслей, важные новости. В таком же стиле писала и его мама — Зинаида Николаевна. Ну, а если Виктор Платонович расставался с ней на какое-то время, то ежедневное получение писем друг от друга было почти непременным.

Представление о Викторе Платоновиче было бы далеко не полным, если бы хоть немного не рассказать о его маме. Когда вспоминаю Зинаиду Николаевну, вижу ее в неизменном пенсне и обязательно с книгой в руке. По натуре она была эмоциональна и восторженна, а если что-то ее приятно волновало — сразу же на ее лице появлялась улыбка умиления и почти детского удивления. Была изумительным рассказчиком и, казалось, никогда не уставала в этой роли.

Ее жизнь была богата впечатлениями, наполнена встречами с интересными людьми — писателями, актерами, учеными. При этом она обладала незаурядной памятью на лица, факты, события и умела их воспроизводить картинно, образно, рельефно, владела искусством передавать настроения и чувства не только словесно, но и выразительной мимикой, жестами. В то же время ей не изменяло чувство умного и тонкого юмора. В ее рассказах нередко фигурировала она сама, и Зинаида Николаевна в свой адрес не забывала посылать критические реплики, сопровождая их доброй, мягкой, а порой и лукавой улыбкой.

Она щедро делилась своими знаниями. Помню, как в первый раз пришла с Виктором Платоновичем к нам, когда у меня родился сын. Лишь за несколько дней до того вернувшись из роддома, я только обретала навыки новоявленной мамы. Получила уже немало советов от окружающих, что ребенка надо крепко пеленать, вытянув по струнке его ручки и ножки, — тогда, мол, и ноги будут стройными, и спать будет спокойно, иначе станет размахивать руками и будить себя, а то, гляди, еще и лицо себе исцарапает. Услышав всё это от меня, Зинаида Николаевна в недоумении развела руками: «А ну-ка давай я тебя попробую так спеленать, в позе оловянного солдатика, — уснешь ли ты и долго ли выдержишь такое истязание? А потом все звереныши, и котята, и медвежата, разве себя царапают?» И тут же быстро и ловко запеленала ребенка снизу до пояса так, чтобы ножкам было свободно. Ручки же оставались совсем на воле. И добавила: «В любую пору года и при любой погоде ребенок должен быть на воздухе не менее трех часов».

Мне всегда казалось, что Зинаида Николаевна постоянно пребывает в одном и том же возрасте на протяжении многих лет. «С годами человек не стареет, — говорила она, — а лишь взрослеет, и в этом прелесть, ибо у каждого возраста свое мироощущение, свое восприятие действительности». Она была достойной иллюстрацией этих слов.

Виктор Платонович любил всюду бывать с мамой — в гостях, на отдыхе, в доме творчества, в театре и концерте. В Зинаиде Николаевне жила неуемная молодость души, и, возможно, поэтому сын и мать были не только большими друзьями, но, казалось, и сверстниками, единомышленниками.

В то же время мнения Зинаиды Николаевны и сына по тому или иному вопросу часто расходились, и тогда начинались жаркие прения. Как правило, мама задавала тон, а у Виктора Платоновича срабатывала привычка не соглашаться слишком легко с иным мнением. Сколько же прелести было в таких дискуссиях!