Алексей Филатов - Люди «А»

— Виктор Иванович, задело, — ответил тот, держась за живот.

Стреляя, вдалеке бежали несколько чеченцев. Звуки от выстрелов были почти не слышны. Казалось, их сносило ветром.

— Саня, ты ранен, — сказал Виктор Иванович, осмотрев бойца. — Сейчас.

Их было всего двое — Виктор Иванович и раненый Саня. Они были направлены в разведку в горы и нарвались на боевиков.

— Приём, приём, у меня раненый, ранение тяжелое, передаю координаты, — кричал Виктор Иванович в рацию.

— Прием, вас слышим. Координаты приняты. Слишком большая высота, мы вас оттуда не достанем. Спуститесь ниже. Диктую ближайшие координаты высоты, — ответил вертолетчик.

— Парень ранен, какое спуститесь ниже! Это займет сорок минут, — прорычал в рацию Блинов.

— Повторяю, мы туда не поднимемся, спускайтесь, — прозвучало в рации.

Бойцы — люди простые. Некоторые, что называется, разговаривают матом. Виктор Иванович был человеком культурным и матом не разговаривал — только ругался. Сейчас был именно такой случай — просто не было других слов.

— Б*я… Саня, держись.

Виктор Иванович взвалил напарника на себя и пошел. Как обычно — уверенно и быстро.

— Долго еще, Виктор Иванович? — сказал негромко Саня. Ему было совсем худо.

— Минут двадцать, — ответил Блинов. Он шел все так же быстро и уверенно. Шансы спасти парня были. Пуля попала куда-то в область желудка. Скверная рана, но таких вытаскивают. Главное — успеть.

— Красиво-то как, Виктор Иванович. Я сегодня восход видел. Первый раз так рано проснулся, вышел, а там такое, — говорил Саня, чтобы заглушить боль. — В Москве такое не увидишь — здесь ты будто выше, чем солнце. Пока оно поднимается, ты наверху, а солнце внизу…

— Да, Саня, так и есть, — отвечал Виктор Иванович. — Так оно и есть. Держись, Саня.

Блинов протащил бойца сорок минут, пока они достигли нужной высоты.

— Приём, мы на условленной высоте, вы где? — вышел на связь с вертолетчиками Блинов. — Прием!

— Приём, будем у вас через полтора часа, — ответили в рации.

— Бл*, вы чё, о*уели?! Какие полтора часа? — взревел Виктор Иванович. — У парня пулевое ранение в живот! Вылетайте сейчас же! — кричал в рацию Виктор Иванович.

— У нас обед — с двух до трех. Раньше трех не вылетим, — ответил голос.

— Вы совсем *****?! Поднимай машину в воздух! Бойца нужно в госпиталь! — кричал Блинов.

Ответа не было.

— Что у них, обед? — переспросил Саня.

— Обед, — взревел Виктор Иванович.

— Обед, — сказал Саня и заулыбался. Он лежал на земле и смотрел в небо.

Виктор Иванович орал и матерился в рацию. Вертолётчики не отвечали. У них был обед, они кушали.

Боец умер через пятьдесят минут. Что происходило эти пятьдесят минут, о чем говорили Виктор Иванович и Саня, Блинов не рассказывал никому.

Вертолетчики, покушав, всё-таки прилетели, но никого не нашли. Тело Сани Виктор Иванович дотащил на себе до лагеря, который был в десяти километрах.

Было два тридцать ночи, когда мы выстроились на площадке. Поспать так и не удалось — только потушили свет, начали поступать команды на доукомплектование боеприпасами. Спали в итоге полчаса.

— Виктор Иваныч! Подкинь патрончиков! — шутканул Сережа Филяшин.

— Не тот момент, чтобы патронами делиться, — наставительно сказал Блинов, заряжая оружие, но отсыпал горсть.

— Это все? — сказал Гена Соколов, осмотрев наше жидкое построение.

Вопрос был резонным. На штурм больницы с двумя сотнями террористов и двумя тысячами заложников шла неполная сотня бойцов. А по правилам ведения боя перевес со стороны штурмующих должен быть трехкратный, а лучше четырехкратный.

Моя боевая тройка двигалась на точку, определенную командиром на аэрофотосъемке — к фасаду больницы, где центральный вход.

Мы пошли — провожатый, командир и я с пулеметом. Я понимал, что мы идём не в ту сторону. Топографию я знал и был в этом уверен. Но я молчал. Мне не хотелось, чтобы обо мне говорили — дескать, струсил и не хочет выходить на точку.

Мы всё-таки вышли к больнице. Правда, с другой стороны. Что в итоге и спасло нам жизнь. С этой стороны у здания больницы оказались укрытия — морг и котельная. И как только мы вышли из-за них, чтобы рвануть к окнам больницы, басаевцы окатили нас проливным дождём из свинца. Стало понятно, что все подходы были заранее пристреляны бандитами. Мы успели спрятаться за котельной.

Тут до меня дошло, что точке на карте соответствовало место на пустыре. К укрытию мы вышли только благодаря ошибке провожатого. Скажи я ему, что идём не туда — мы бы взяли «правильный» курс и вышли на пустырь, где нет укрытий. И нас бы уже не было в живых.

Мы укрылись за стеной котельной. Из окон можно было прицельно стрелять и подавлять огневые точки противника. Это давало хоть какой-то шанс.

Штурм начался в четыре утра.

Басаевцы за полтора часа уже знали, что мы пойдем — перехватили переговоры на открытой частоте. Армейцы тоже отличились — за час до боя стали прогревать технику. Здесь и дурак догадается, что будет штурм.

В первые же секунды боя началось что-то невообразимое.

Плотность огня была такова, что деревья в момент становились голыми. Листва осыпалась как бумага, порезанная на тысячи кусочков. Террористы были вооружены пулеметами и гранатометами, и один басаевский «виртуоз», как сейчас помню, отбивал очередями кричалку фанатов «Спартака»: та, та, та-та-та! А у нас были автоматы. В окнах боевики поставили заложников, используя их как живой щит. Нам было запрещено применять крупнокалиберные пулеметы, чтобы не пострадали невинные люди.

У меня был пулемёт Калашникова, самовольно взятый с собой. Но палить из него очередями в сторону больницы я не мог — пострадали бы заложники. Только прицельно, только одиночными.

В это время наши ребята брали корпуса больницы. До последнего было неизвестно, есть там чеченцы или нет. Ворвались в инфекционное и травматологическое отделения, но нашли только пустые койки и тарелки с остывшей едой. Стало ясно, что всех заложников согнали в главный корпус. А на улице продолжалась мясорубка, плотность огня чеченцев была страшная.

Уже было понятно, что атака захлебнулась. Трое двухсотых и несколько раненых бойцов лежали под огнём. Выбраться самим у них не было шансов. С этого момента эвакуация с поля боя наших ребят стала основной задачей.

Вдруг я увидел бегущую фигуру. Боец сделал бросок к окнам больницы. По нему поливали свинцом из окон. Но он продолжал бежать.

— Твою мать! — вырвалось у меня.

Это был Виктор Иванович.

Как рассказывал потом Сережа Филяшин, который шел в одной с Блиновым боевой тройке, они начали движение вместе, но Виктор Иванович рванул вперед напролом и его потеряли из виду.