Алексей Филатов - Люди «А»

Перед началом тренировки он выстроил нас и проорал, что наша подготовка ни к чёрту не годится, а на носу сдача нормативов. Поэтому бежать мы будем двенадцать километров с ускорениями.

Теперь Блинов бежал и покрикивал:

— Ускорились! Ускорились, я сказал! Живее, живее, шевелитесь!

Мы ускорялись. Он тоже ускорялся — всё так же легко.

Для тренированного бойца — а других среди нас не было — первые километры даются легко. Буксовать мы начали где-то километре на пятом. Это было рановато, но жара и пыль делали своё дело.

Блинов всего этого не замечал.

— Шевелитесь! — кричал он. — Ускорились! Ещё ускорились!

Мы бежали последние километры. Дышать было нечем. Лёгкие горели, сердце разрывалось. Ноги были чугунные — вся кровь прилила к ним. В пустой, обескровленной голове моталась одна мысль — поднять ногу, опустить ногу, повторить.

Двенадцать километров жары, пота, хрипа, пересохшей глотки. И — Блинова.

— На обед заработали, — порадовал нас Виктор Иванович, когда мы финишировали и пытались отдышаться под палящим солнцем.

Возвращались мы из парка на базу по Большой Пироговке. Ноги гудели. Страшно хотелось пить. Ещё лучше — пить и есть.

— Ну, Виктор Иваныч, устроил пробежечку, — сказал я, когда сбитое дыхание, наконец, восстановилось.

— Н-да, суров наш Блинов, — выдохнул Сережа Филяшин.

Я не ответил. Серёжа сказал очевидную вещь. Вода мокра, огонь горяч, Блинов суров. Это слово идеально к нему подходило. Нет, даже не так — он был ходячей иллюстрацией к этому слову. В Подразделении водились монстры, но настолько суров был только он.

— Это что, — включился в разговор Миша. Он пришёл к нам из десантуры и уже успел побывать в разных ситуациях. — Знаете, что он мне устроил?

Мы прислушались. Блинов был мастером стрёмных сюрпризов. Разумеется, он устраивал их с лучшими намерениями. Он пытался хоть немного приблизить нас к своему уровню.

— Я как пришёл в Группу, меня во Владикавказ отправили, — начал Миша. — Про Блинова я не знал. И в первый же день оказался с ним рядом в столовой. Он меня и спрашивает: «Что делать собираешься?» Я так расслабленно ему: «Не знаю, может, по городу пройдусь». А он мне: «Ну, пошли». Я решил, он мне достопримечательности какие-то показать собирается…

— И что? — подбодрил я Мишу. — Показал?

— Показал, — вздохнул боец. — Он меня в спортзал притащил. Я в костюме, мы там охраняли какую-то шишку из правительства. Говорю, я в рубашке с галстуком, после еды, так не тренируются. А он мне: «Ты, парень, вообще куда пришел? В «Альфе» ты должен быть готов всегда!» Подводит к боксерской груше. «Двигайся, двигайся, уклончики-уклончики, тихонечко-тихонечко». И так — где-то час. Закончили. Он счастливый, глаза блестят. «Всё, — говорит, — хорошо-хорошо-хорошо». Ну хорошо и хорошо. На следующий день иду по дорожке — там садик был, гулять можно. Смотрю, вдалеке стоит Виктор Иванович. Я ему махнул — типа поздоровался. А он мне рукой — мол, подойди. Я подошел, а он полушепотом: «Пошли в спортзал».

— И как? — я уже понимал, что будет дальше, но хотел услышать.

— И так он меня каждый день караулил. И в спортзал таскал. Каждый раз до изнеможения.

— Ты хоть по городу пройтись успел? — спросил Сережа.

Миша невесело засмеялся.

Бойцы сидели в комнате, которую называли столовой. Комната столь высокого звания не заслуживала. У Подразделения «А» не было столовой. Нам её организовали только в 2001 году, уже по месту нового расположения Группы. В этой комнате можно было только погреть еду, принесённую из дома.

Бойцы расселись и каждый достал свою пайку. Виктор Иванович неторопливо вытащил маленькие баночки с капустой и морковкой. Хлеба, мяса и всего такого прочего он не ел.

Блинов вообще не любил еду. И всё с ней связанное. Он не ел, а вводил в организм необходимые вещества. Кулинарию он презирал, как и все остальные человеческие слабости. Когда ему приходилось участвовать в каких-нибудь праздниках желудка, он это терпел, но списывал время как потерянное. После выходных на даче, если его спрашивали: «Ну как выходные провели, Виктор Иваныч?», Блинов бурчал что-то вроде: «Сидели на даче, жрали как свиньи».

Он не любил и людей, связанных с едой. Я слышал про него такую байку. В девяноста первом «Альфа» вошла в структуру Главного управления охраны России, и бойцы ездили на обед в кремлевскую столовку в здании Арсенала. В обеденный перерыв все грузились в автобус и ехали в Кремль. Выгружались веселой толпой в своих синих куртках и брюках — униформе лётно-технического состава. Такой была наша рабочая одежда в то время. Бойцы брали дешевое мясо. Виктор Иваныч выставлял на поднос свои баночки и начинал наполнять их овощами. Он садился и употреблял свои овощи, сосредоточенно и не торопясь. Как бы не чувствуя страстных взоров буфетчиц, которым он нравился. Огромный мужик волновал их приувядшие чувства. Однажды самая смелая — и самая пышногрудая — буфетчица, кокетливо поводя глазками и всем остальным, спросила Блинова, как ему понравился компот. Блинов обернулся и сказал: «Судя по этому компоту, с водопроводом у вас все в порядке». Бойцы вышли из столовой и дружно заржали. В тот день буфетчицы потеряли всякую надежду…

— Где моя ложка? — внезапно рыкнул Блинов.

— Какая ложка? — спросил Сережа Филяшин.

— Ну тут лежала моя ложка. Кто взял?

— Виктор Иваныч, я ее бросил в стакан с ложками. Подумал, валяется бесхозная, — замялся Серёжа.

— Бросил, Сережа? — Блинов подался вперёд. — Эта ложка у меня с Афгана. Как бросил, так давай ищи! — рыкнул он.

Серёжа быстро выковырял ложку из общего стакана, и Виктор Иваныч начал ковыряться в своих баночках, аккуратно держа маленькую вещицу в своей огромной лапе.

— Виктор Иваныч, ну Вы нас измордовали. Случись сейчас что, мы в бой пойти не сможем. Разве что поползем, — пробормотал молодой офицер, с трудом проталкивая слова через набитый рот.

Вообще-то мы были с ним согласны. Но говорить не хотелось. Мы отходили от кросса. Страшно хотелось жрать. И отдыхать. Лучше — в горизонтальном положении. Ещё лучше было бы делать и то и другое одновременно. Но это было невозможно. Природа не предусмотрела, что такое умение человеку может понадобиться. Природа не предусмотрела Блинова.

— Жуй-жуй, глотай, — отреагировал, наконец, Виктор Иванович. — Тебе сколько? Тридцать? В тридцать ты в бой должен идти как новенький после любой нагрузки.

— Виктор Иваныч, а помните деда в Осетии? Того, с ведрами, — сказал Леша Лосев.

— Помню, Леша. Расскажи этому дохлому, чтобы не ныл, — разрешил Блинов.

— Короче, были мы в Осетии, — начал Леха. — Только разместились, выходим, а наши уже турник смастерили. И уже народ стянулся на нас посмотреть. Девчонки местные тоже смотрят. Ну мы и начали выделываться. Подтягиваемся, подъем-переворот, все дела. Вдруг идет мимо дед. Старый, лет семьдесят ему было. Может, больше. С ведрами куда-то идет. И вдруг подходит к турнику. Ведра поставил, за турник схватился и давай подтягиваться. Пять, десять, пятнадцать — дед все тягает и тягает. Мы насчитали тридцать раз. Спрыгнул, молча ведра взял и пошел дальше. Еще походка такая — ковылял.