Алексей Филатов - Люди «А»

Наступила полная темнота. В такие моменты слух обостряется, ждешь нападение в любой момент.

Сане удалось задремать, как вдруг — шорох.

Он вскочил. Бойцы уже сидели на бронежилетах, в руках пистолеты.

— Спокойно! Это я в туалет встал, спите, — прошептал один боец.

Улеглись. Саня вслушивался в тишину. Нервы были на пределе, но скоро отпустило, и снова накрыла приятная дремота — то состояние, когда мерещится, что лежишь дома, в своей кровати, а не в чужом доме. Вдруг стук. Саня вскочил, оглянулся, а парни снова уже сидят в трусах и с пистолетами. Оказалось, включился электрический чайник на кухне.

Больше никто не спал.

Поднялись в шесть. Нужно было успеть уехать до того, как чеченцы выйдут из домов на работу.

Попрощались с Русланом. Он обнял Саню и сказал:

— Надеюсь, еще свидимся.

Через восемь месяцев российские войска были выведены из Чечни по Хасавюртским соглашениям. Чеченцы начали проводить расследования, искать тех, кто сотрудничал с федералами. О том, как чехи могли расправиться с опером и его семьей, мы все понимали. Один мой знакомый, полковник ФСБ, рассказывал, что его люди, в чьи обязанности входило отсматривать изъятые у боевиков пленки с пытками пленных русских солдат, спали с гранатами в карманах. Больше всего они боялись попасть в плен.

Сане не давала покоя мысль, что если Руслан и его семья не уехали в 96-м, их, скорее всего, вырезали. Он хотел узнать, живы ли они. Если да — еще раз поблагодарить. Нет — помолиться за него.

В тот день «Альфа» и «Вымпел» отработали по пустому вызову и уже собирались ехать на базу, когда им сообщили, что в Шелковской видели Абу-Бакара.

Абу-Бакар Висимбаев по кличке «Одноглазый» был человеком с репутацией. Личный охранник Басаева, один из организаторов теракта на Дубровке (в частности, готовил сестёр Ганиевых), он также успел отметиться в Ингушетии. Слишком много подвигов для одного человека. Ликвидировать Абу-Бакара хотели давно, но он был очень ловок. Теперь появился шанс.

Раскладку сделали такую: «Вымпел» блокирует адрес, «Альфа» штурмует. Колбанов был старшим группы захвата.

Информации о самом доме почти не было. Даже внутреннее расположение комнат было неизвестно. Но выбирать не приходилось.

Команда поступила в 8:20. Две «газели» стремительно подъехали к дому. «Вымпеловцы» его оцепили и блокировали все выходы. «Альфа» стала заходить через веранду, которая была засыпана строительным мусором. Дальше шёл узкий коридор.

Шли трое. Первым был боец Елизаров, он нёс щит. Вторым — Александр Лялькин. Колбанов — третьим. Замыкающим был Юра Данилин.

Впереди было две комнаты, правая и левая. Лялькин повернул вправо. Колбанов — влево.

Это решило всё.

Он не успел даже повернуться, как из-за полупрозрачной занавески раздалась автоматная очередь. Александр молниеносно ответил.

Его пули прикончили Одноглазого. Но тот успел убить Данилина, зацепить Лялькина и прострелить Колбанову ногу.

Он сначала не почувствовал боли. Просто ноги не стало. Он её не чувствовал.

Саша Колбанов лежал на больничной койке. За этот год он успел её возненавидеть. Как и вообще всё, связанное с лечением.

Там, в Шелковской, он думал, что ему конец. В лучшем случае останется без ноги.

Ему повезло. Пули разорвали не артерию, а вену, а это дало время. Кость была раздроблена, но нервы целы. Врачам удалось обойтись без ампутации. Колбанову это стоило четырёх операций и аппарата Илизарова на ноге.

Он не был на похоронах Юры Данилина. Он был не в том состоянии. А вот к нему ходят — и сотрудники Группы, и руководство. Они его подбадривают. Но он-то знает, что к службе уже не вернётся. Даже если медики разрешат. Командир отделения должен быть здоровым не на сто, а на двести процентов. Его чинили. Это значит, что он уже не тот. Хотя бы потому, что он будет об этом думать. А это не дело.

На штабные должности тоже не хочется. Не его это — перекладывать бумажки. Хотя он ещё подумает. Время есть. Вообще, впервые за все эти годы у него появилось время. Можно, наконец, выспаться. В тишине.

Тут он замер — как человек, который услышал очень тихий шорох. Что-то откликнулось.

— В тишине, — думал он. — Ночью в тишине. Я ночью наслаждаюсь тишиной… — он стал ждать второй строчки.

Песни Саша снова начал писать ещё в Первую Чеченскую. Именно ночами. Подразделение охраняло себя само. Независимо от звания каждый должен был отстоять на посту два часа. Под ночным небом Ханкалы — красивым, звёздным — снова стали приходить слова. Записывать было нечем, он запоминал. И переносил на бумагу уже в казарме, в темноте.

Потом они стали расходиться на кассетах, их переписывали, перепевали другие. Саша даже стал известен как «военный бард» — есть такое направление. Он об этом не задумывался. Ему просто нравилось сочинять. Для себя и для друзей.

— Я ночью наслаждаюсь тишиной — другой награды мне не надо, — нарисовалось в голове. Не хватало одного слова, но Саша не волновался. Оно придёт. Сейчас или позже.

Он остался. Сначала — как тренер региональных подразделений спецназа. Потом — стал куратором подразделения Приволжского округа. Потом — занимался созданием спецподразделений в погранвойсках. В отставку ушёл полковником.

Оставался только один неоплаченный долг. Он хотел знать, что случилось с чеченским опером, Русланом, у которого «альфовцы» ночевали когда-то. Он узнал и это — через пятнадцать лет, но узнал.

Цену спокойных ночей, когда рядом не лежит автомат, он выплатил полностью.