Алексей Филатов - Люди «А»

Был длинный вечер, мы вспоминали ребят, погибших в Чечне, ходили курить на улицу и слушали тишину. Руслан не отпустил нас в Грозный, как Юра ни убеждал его, и мы остались ночевать в доме чеченского опера. Он устроил нас в одной комнате.

Там мы и легли — шестеро мужчин пенсионного возраста. Шестеро бойцов Подразделения «А», оставшихся в живых.

— Ночь какая хорошая. Так спокойно внутри. А тогда я так и не заснул, — признался Саня.

— Я вообще не помню ни одной спокойной ночи в Чечне. Эта первая, — сказал Виктор Иванович.

— А я помню, как весной тут виноград цвёл. Запах такой стоял, и я все думал: вот она жизнь, рядом совсем, — вспоминал Гена.

— Я бы сейчас вообще на улице лег. Воздухом надышаться не могу, — сказал Серега.

— Дыши, Серега, дыши. Завтра обратно в Москву, — ответил я.

Я не помню, как провалился в сон. Не помню, что мне снилось.

Ровно в четыре утра я открыл глаза. Из ближайшей мечети доносилось пение муллы.

Боец спецподразделения «Альфа», воевавший в Чечне, никогда в жизни не проспит намаз. Слишком часто срывались мы в бой, услышав намаз. Лучший момент для штурма — время утреннего намаза. Тогда мусульмане откладывают в сторону все — даже автоматы, — чтобы предстать перед Аллахом. Пение муллы оглашает округу. Этих звуков наши бойцы ждут на исходной позиции. Первые напевы — сигнал к атаке.

Я оглянулся. Полковник Торшин, полковник Милицкий, майор Соколов и полковник Колбанов — все лежали в темноте с открытыми глазами. Не было только Блинова — он, как всегда, уже отправился на пробежку.

Лёжа в маленькой комнатке в Герзель-Ауле, я подумал — а ведь муэдзин красиво поёт. И уже привычное — что даже худой мир лучше самой доброй войны. И дальше: мир без насилия был бы прекрасен и чист, как этот воздух.

К сожалению, у насилия есть два козыря. Первый — оно решает проблемы. С его помощью можно добиться того, что иначе получить невозможно. Насилие очень, очень, очень эффективно. И второе — в подавляющем большинстве случаев против насилия нет другого средства, кроме него же самого. Мы всегда пытаемся избежать силовых вариантов, но это редко удаётся. В конце концов всё решает оружие. Точнее, люди с оружием. Умеющие его применять, готовые его применять. И, наконец — любящие его применять. Да, именно любящие. Такие люди должны быть. Мы — такие люди.

Римляне — те, древние — хорошо разбирались во многих вопросах. Но особенно в вопросах войны и мира. И это они говорили: «Хочешь мира — готовься к войне».

Мы — готовы.

Я написал первое слово в этой книге более трёх лет назад. Тогда я не думал, что работа над книгой так затянется.

За это время случилось многое. Радость от первых страниц. Боль от замечаний товарищей по творчеству. Злость на себя — когда я не мог что-то вспомнить, восстановить, найти. И работа, работа, работа.

Я мучил свою память. Я сверялся с чужими воспоминаниями. Читал документы. Проводил долгие часы в разговорах с товарищами по службе и с людьми, причастными к событиям. Я искал правду — и не мог её найти.

В чужих словах, в сводках информагентств, даже в собственной памяти я находил сотни нестыковок, ошибок, двусмысленностей, противоречий. Как психолог, я понимал, что это неизбежно. Мы по-разному воспринимаем действительность. Более того, со временем воспоминания плывут. Сглаживаются углы, меняются краски, сдвигаются акценты. У каждого в голове складывается своя картина. И каждый верит, что истина в последней инстанции живёт именно в его голове.

Мне пришлось сводить разные картины в одну. Мне приходилось выбирать — о чём писать и чему верить. Что будет понято правильно, а что — нет. Не задену ли я своей правдой память павших. И с другой стороны — не станет ли какое-то умолчание той ложью, которая убьёт суть книги.

Но теперь — что сделано, то сделано. Ещё раз: эта книга — моё ви́дение. Ответственность за него несу только я.

И ещё несколько слов напоследок.

Первые читатели книги спрашивали меня, почему я выбрал именно этих людей. Почему именно они, а не другие. Я обычно отвечал, что выбрал их потому, что они разные. Очень разные. И у каждого была своя судьба. Нет того шаблона, в который можно было бы втиснуть каждого. Кроме одного — все они были «альфовцами».

Мой старый друг, идеолог нашего ветеранского движения, Владимир Ширяев, часто говорил, что стоило бы написать книгу об «Альфе». Он её хотел назвать «Феномен Альфы». Я слушал его и думал — а в самом деле, в чём заключается этот феномен? Который, несомненно, существует.

Эта книга — мой ответ. То есть часть ответа. Поэтому книга называется «Люди «А». Для меня это начало.

Бог даст, я продолжу. Пока все, с кем я служил, не станут моими героями.

Прошло почти сорок лет, а мы и сейчас частенько пытаемся делить поведенческие нормы и вещи на «наши» и «загнивающего Запада». Советская идеология в нас засела накрепко.

Кстати, недавно мой знакомый на полном серьёзе рассказывал, что знает, как в спецназе учат бойцов покидать физическое тело и выполнять боевые задания в любой точке планеты. Люди всегда верили в сказки.

ОВ — «особой важности», высшая степень секретности в советской документарной системе.

«Семёрка» — Седьмое управление КГБ. Специализация: оперативно-поисковая деятельность (наружное наблюдение и т. п.), охрана дипкорпуса и ещё ряд задач.