Роман Грачев - Развалины часовни

Машенька, как обычно, ничего не поняла.

— Ба, а спой мне песенку.

— Если спою — будешь спать?

— Буду.

— Ну ладно. Кхм! «Она-а была-а актри-исою-у, но абсолютно лы-ысою-у»… Достаточно?

— Ну что ты, ба, ты же только начала.

— Да неохота мне петь. Ты лучше скажи, собираешься сегодня спать или нет?

— Собираюсь. Дай мне конфетку, и я усну.

— Ага, щас! Ты ее опять своему прожорливому Сон-старику скормишь. И так каждый вечер половину ужина ему отдаешь. Кто тебе только эту бредовину подсказал? Папуля твой любимый?

— Баба, не надо!

— Ладно, Манька, спи уже давай, некогда мне с тобой возиться.

— Ну, ба…

— Долго ты мне еще нервы трепать будешь?! Спи, а не то возьму ремешок и пройдусь по срамным местам.

— А где «срамные места»?

— Где, где! В… А, согрешишь с тобой! Сама узнаешь, когда вырастешь. Спи!

— Ну, мне не хочется.

— Спи!

Шлеп! Шлеп!

— Спокойной ночи, Машенька. Бабушка устала, бабушка пошла принимать лекарства.

Она ушла, закрыв за собой дверь. Из кухни еще очень долго доносилось ее пение: «А я такая, блин, такая, растакая… Мадам Брошкина!»…

Маша снова одна, и ей по-прежнему не спится. Плачущий месяц скрылся за тучами. Наступила еще одна ночь, девочка снова оказалась предоставленной самой себе. Что ж, ей не привыкать, тем более что она почти не чувствовала себя одинокой, если ее навещал Сон-старик, добрый ночной волшебник, совсем не похожий на того чудака, который раздавал волшебные зеленые фантики. Он появлялся почти каждую ночь, рассказывал интересные истории, навевал красивые сны, а под утро исчезал, слопав свежую булочку с маком. Сегодня он немножко задержался, но он обязательно появится. Нужно только позвать как следует.

— Сон-старик! — сказала девочка, приподнявшись на локтях. — Сон-стари-ик!

Никакого ответа не последовало, но Маша почувствовала, что он уже здесь.

— Сон-старик, покажись!

Тюлевые занавески, прикрывавшие окно, дрогнули. Машенька улыбнулась.

— Старичок ты мой… Ну, где ты? Заходи!

Сон-старик зашел.

Через открытую форточку просочилось сопровождаемое тихим хрустальным перезвоном бледное туманообразное облако. Его можно было увидеть только в темноте и только глазами ребенка. Бабушка никогда его не видела.

Облако немного повисело над подоконником, затем передний край вытянулся и стал похож на руку с толстой мясистой кистью.

— Привет, Сон-старик, — зачарованно глядя на это представление, промолвила Маша. — Заходи, поболтаем.

Туманообазная «рука» отогнула занавеску, и облако плавно влетело в комнату. Оно немного покружилось над кроваткой, то принимая обличье ушастого зайца, то превращаясь в огромного слона с длинным хоботом, похожим на шланг пылесоса, затем мягко опустилось вниз и устроилось в ногах у Машеньки.

— Сон-старик, — восхищенно проговорила девочка, — ты сегодня похож на котика.

Видение послушно приняло очертания пушистого кота, свернулось клубочком и замурлыкало.

— Котя, ты расскажешь мне сказку?

Облако махнуло хвостом.

— Ты будешь со мной, пока солнышко не встанет?

«Котя» промурлыкал и снова махнул хвостом.

— Ладно, — сказала Машенька, — тогда я буду спать.

Девочка поудобнее устроилась на подушке, подтянула одеяло до самого подбородка и закрыла глаза. Сегодня Сон-старик расскажет ей самую интересную свою сказку.

— Спокойно ночи, — сказала Машенька.

Облако громко мурлыкало, пока девочка не уснула. Оно лежало на кроватке всю ночь, и Машеньке снилось, что она гуляет по дивному лесу, населенному феями и говорящими зверушками. Каждый обитатель леса, ростом не больше плюшевой игрушки, протягивал ей свою лапу и почему-то поздравлял с днем рождения. Машеньке было очень весело. И легко.

Облако, лежащее на ее кроватке, растворилось и исчезло, едва первый луч утреннего солнца заглянул в комнату.

Бабуля выглянула в окно. Покряхтела, пошамкала губами, почесала укушенную комаром правую щеку. Снова покряхтела.

— Стоят… — вдохнула она, — стоят ведь, хоть бы хны! Семей, что ли, нет ни у кого?!..

Она отвернулась от окна, прошла в угол избы, прислонилась к печке. Почему-то вспомнилась фраза о том, что если пожилого человека к печке прислонить, то он еще практически ничего, на что-нибудь сгодится… Ох, что-то не верится. От теплой печи бабуля становилась еще более квёлой и почти желеобразной — в таком состоянии она могла сгодиться разве что на холодец или наполнитель матраца. Не очень светлое будущее для тысячелетней карги, которую сам Кощей когда-то давно — еще до неприятности с яйцом — называл не иначе как «Моя маленькая бэйба».

Печка остывала, и раскочегарить ее было уже нечем. Двухнедельная блокада усадьбы «Курьи ножки» в самом сердце Вологодчины принесла свои плоды — дрова напрочь отсырели, уголь из сарая растащили добрые молодцы, что в осаде стоят, да и солярка вся ушла на заправку ихних же вездеходов. Днем эти ребятки митингуют, красуются перед телекамерами, негодуют и блещут эрудицией, а ночью, супостаты, халкают самогонку и тырят оставшееся бабулино добро.

— Я-га, у-хо-ди!!! Я-га, у-хо-ди!!! — донеслось со двора бодрое скандирование команды баскетболистов. Судя по мощности, они могли стоять и кричать еще целый месяц, если не больше, и мороз их не гнал обратно по теплым квартирам, и отсутствие реакции из-за окошек избы не остужало молодецкий пыл. Право слово, им бы кайло да лопату в руки, да на стройку какую-нибудь, чтобы пользу приносили. Ан нет — стоят уже какую неделю и орут, орут, орут. Вот, пожалуйста, сегодня им полевую кухню пригнали, кашу в котелках раздают, поди и водочки наливают. А иначе откуда силы у них — без водочки-то?…

Бабуля в который уж раз вздохнула и присела на деревянную лавочку подле печи. Взгляд полуслепых глаз упал на газетную вырезку, валявшуюся на полу и завизированную громадным следом грязного сапога. Ее однажды принес Федяка Леший, уставший и по обыкновению злой, как собака. Он пробрался через кордон, предъявив этим самозваным таможенникам охранную грамоту от областного министерства культуры. Впрочем, пропустили его не сразу. «Небось у вас на Лысой горе целая канцелярия такие бумажки рисует?» — усомнился один из «баскетболистов», обнюхивая бумагу, но когда Федяка показал ему еще и партбилет в красной корочке, стражник не рискнул продолжать расспросы, снял с крючка конец веревки и, козырнув напоследок, пожелал хорошо провести время.

Так вот, газетная вырезка эта вогнала бабулю в такую непроходимую и дремучую тоску, по сравнению с которой ломка после издевательств Ивана-Царевича была просто легкой мигренью. Статья вопила:

«Начиная со времен позднего Советского Союза, особенно последние 10—15 лет, людям навязывается мода на изображение нечистых духов, бесов, леших, ведьм, бабы Яги и прочей нечисти, которая в русских народных сказках обычно символизировала злые силы. Все это исподволь приучает детей и взрослых привыкать к мысли, что зло — это нечто веселое, модное и в целом приемлемое».