Вениамин Додин - Повесть о разделённой любви

Популярность маминого имени в Японии (в свое время она «выходила» в её лазарете Нагасаки члена императорской семьи Сейко Тенно) переросла в почитание когда японская пресса раскрыла историю с ее предком Саймоном Шиппером, которому она приходилась внучатой племянницею… Механик-инженер корвета «Гедё» Королевского военно-морского флота Голландии (тогда Батавии), он в 1855 году с экипажем судна пришел на помощь терзаемому чумой городу-порту Нагасаки. Сделав свое святое дело, Шиппер сам заболел, 11 августа умер, и был похоронен как национальный герой. Только не по морскому регламенту – в водах залива. А — по просьбе японских властей — на местном интернациональном кладбище Инаса. Через полстолетия, 18 сентября 1905 года в сопровождении премьер-министра Японии Таро Кацура и мэра Нагасаки Иосуэ Норимото мама посетила святую для японцев и дорогую для нее могилу. Кацуро-сан, несомненно осведомленный о деятельности Шиппера, очень подробно рассказал маме и атаковавшим их репортерам о «нагасакском подвиге» Саймона. И вот тогда имя её стало широко известным. Настолько, что в 1906 году за Тихим океаном, в Северо-Американских Соединенных Штатах, — где проездом на родину гостила она у своих техасских родичей, — ее разыскал будущий российский патриарх Тихон — тогда епископ русской православной церкви — заканчивавший на Вашингтонской кафедре свою каденцию. Они познакомились. Понравились друг другу. Во всяком случае, завязавшиеся тогда добрые отношения с этим неординарным человеком, длившиеся до последних дней его жизни, помогли и маме до конца испить горькую чашу фронтового медика... А ведь по дневнику Дмитрия Ивановича Алексинского — о. Афанасия (друга торопецкого детства Васеньки Белавина — того самого Тихона), — «...и Патриарху было чему поучиться у этой светоносной женщины...».

…Когда мама начала работу в Балтии ее узнали. И стали обращаться к ней со своими бедами — те же инвалиды проигранной войны. А проигравших, известно, общество не любит. Отворачивается. Как в наши дни от «афганцев» или «чеченцев». Множество инвалидов потому после выписки из госпиталей оставалось без средств к жизни. Сперва мама сама пыталась им помогать — заработок операционной сестры в частных лазаретах действующей армии был высок. Приз назначавшийся военным ведомством Японии русским медикам, изъявившим согласие добровольно работать в плену, был куда как выше. Да и новая ее служба в прибалтийских лазаретах армии оплачивалась высоко. Однако поток обращений, адресуемых теперь уже к ней напрямую, увеличивался. И к концу 1908 года все сбережения мамы растаяли. Бабушки — владелицы «Банкирского Дома» — на первых порах это вроде бы не касалось: у нее были собственные заботы. Кроме того она справедливо полагала что о российских инвалидах прежде всех обязаны заботиться те, кто затеял войну и ответствен за ее результаты. И еврейская финансистка здесь ни при чем. Тем более, взносы ее в благотворительные фонды Великой княгини Елизаветы Феодоровны, — как в омут бросившейся в богоугодную нирвану после убийства Каляевым ее непутёвого супруга, — не шли ни в какое сравнение с неприлично мизерными взносами, которые делала августейшая сестра княгини и ее венценосный муж. Между прочим, крупнейшие землевладельцы и рантье ХХ века. Другое дело, львиная доля и их доходов тоже, — как в бездну, — уходили на бесчисленные программы всяческих вспомоществований…

На свои заботы мама никому не жаловалась. Но, в конце концов, проговорилась... Катерине. Та помогла сейчас же — возможности ее были, конечно же, выше сестриных: она уже танцевала почти все сольные партии. Вслед за нею отозвался, конечно, и Густав. Однако же и мольбы о помощи росли снежным комом. Вот тогда мама и обратилась ко всем своим друзьям и знакомым, к тем еще кто знал ее, кто ее помнил по операционным розенберговского лазарета в Маньчжурии, в Порт-Артуре, в Японии. Обратилась с призывом откликнуться на мольбы несчастных инвалидов и калек — воинов российских. Обратилась уверенная что найдутся добросердечные люди, готовые прийти на помощь своим соотечественникам. Она не ошиблась.

Первыми откликнулись самые близкие друзья-маньчжурцы! Александр Васильевич Колчак – друг детства, и Врангели — Николай Николаевич, искусствовед Эрмитажа, и брат его порт-артурец Петр Николаевич (в гражданке горный инженер). Тут же ее разыскали манчжурец Николай Нилович Бурденко; прибывший из Москвы почитатель её епископ Белавин и его товарищ по миссии в Америке протопресвитер о. Александр Хатовицкий; супруги Розенберги — Эмма Мария Францевна, мамина «сменщица» по Порт-Артуру, Александр Львович — учитель её, главврач маньчжурских, японских и балтийских лазаретов её; явилась подруга и коллега мамы по Маньчжурии и Японии княжна Шаховская; отозвался тотчас Александр Павлович Кутепов, «Сашенька», земляк, товарищ гимназических лет покойного мужа мамы Миши Вильнёв. Недавно совсем — 4 августа 1904 года – был он «поручитель по жениху» на бракосочетании её и Михаила в маньчжурском селении Дайхен... Время-то летело стремительно…

Отозвался профессор Бехтерев Владимир Михайлович, мамин педагог по кафедрам психиатрии и невропатологии. Генерал Михаил Васильевич Алексеев. Генерал-майор свиты Александр Александрович Дрентельн – будущий кутеповский командир; «Самый благородный, правдивый и положительно лучший из всех умных и образованных людей окружавших Государя… И один из самых близких к нему» (Это характеристика С.Ю. Витте и друга В.к. Елисаветы Джунковского, бывшего адъютанта покойного её супруга). И сам Владимир Фёдорович прибыл, генерал-майор свиты и тогда уже товарищ министра внутренних дел и даже будущий командир корпуса жандармов… Так как в жизни мамы а потом и родителей моих (да и в судьбах всех их начинаний) до 1917 года был он доброй знаковой фигурой, мне лично важна характеристика его как человека – с удовольствием позволяю себе привести выдержку о том из книги историка Михаила Хейфеца «Цареубийство в 1918 году» (М.-И.1991.С.283,284): «…в историю России он (В.Ф.Джунковский) вошел уникальным поступком: узнав, что глава думской фракции большевиков Вацлав Малиновский состоит секретным сотрудником Департамента полиции, генерал рассудил так: честь России не позволяет, господа, иметь провокаторов-осведомителей среди депутатов парламента. Заплатите ему аванс и пусть катится! (Нам бы хоть на бывшей, хоть на «исторической» одного такого генерала или вице министра. В.Д.) Не будем преувеличивать благородство симпатичнейшего Владимира Фёдоровича, ибо Департамент терял не слишком много с уходом Малиновского: и петербургский, и московский, и прочие важнейшие комитеты, и Транспортное бюро большевиков – все возглявлялись агентами полиции. Но интересны самая характеристика личности генерала и женщины, его выбравшей». Последнее мне интересно тоже: ведь в подруги В.к. Елисавета в выбрала и известную мне доктора Стаси Фани Ван Менк…