Израиль Меттер - Будни

Перед сном, уже погасив свет и привычно обняв Ирину, он сказал:

— Вообще-то, я порядочная скотина…

— Да что ты, милый, — ответила Ирина.

Торжество удалось на славу. Небольшой уютный зал, выбранный Анатолием, был расположен в глубине ресторанного коридора во втором этаже. Сюда выходили двери и других банкетных залов, где в этот же вечер гуляли две молодые свадьбы. Праздничный шум, кажется, никому не мешал, он доносился разнозвучным фоном: два квартета одновременно наяривали совершенно различную музыку, иногда только совпадал туш, исполняемый многократно. Пожилые голоса затягивали «По долинам и по взгорьям». Молодые глушили их Высоцким. В другом зале пожилые пытались пробить «Любимый город», но молодежь обрушила на них Окуджаву. И в этом не было никакого единоборства — сейчас все здесь жили как хотели, им казалось, что они не мешают друг другу.

Рослый, седой старик, поджарый, костистый Егор Иванович Самойлов, сидел во главе банкетного стола со своей женой Елизаветой Алексеевной, аккуратной, округлой, румяной от счастья.

Справа и слева от них — два сына, Борис и Анатолий. Они погодки, обоим — под пятьдесят. Борис изрядно потрачен жизнью, он лыс, в очках, и хотя так же высок, как отец, однако сутулится даже сидя. Анатолий — в мать, но располнел он, пожалуй, рановато; осанистый, вальяжный и уже немало выпивший, он в отличном расположении духа. Оглядев стол и увидев, что закуска на блюдах подразрушена, он поманил кивком стоявшего вблизи официанта, который давно понял, что именно Анатолий хозяин этого пиршества, и велел ему подавать вскорости горячее. Затем, постучав вилкой по бокалу, поднялся и весело-раскатистым голосом произнес:

— Попрошу наполнить фужеры! — Выждал, покуда его распоряжение было исполнено, и продолжил: — Беспорядочные высказывания аннулируются! От имени и по поручению назначаю себя тамадой! Слово для приветствия предоставляется моему старшему брату Борису Егоровичу Самойлову. Регламент — неограниченный… Давай, Борька, народ ждет! Обрисуй в цветах и в красках наших любимых стариков. И пусть молодежь поучится!..

Встал Борис.

— Дорогие мама и папа! Спасибо вам за то, что вы есть. За то, что вы такие. За то, что вы были и будете всегда!

Он чокнулся с отцом, наклонившись, поцеловал мать, отпил из бокала и сел.

С противоположного конца стола — там расположилась молодежь — крикнула внучка Галя:

— Дед, горько! Бабуля, ну, пожалуйста!

Ее поддержали молодые голоса:

— Егор Иваныч! Елизавета Алексеевна! Горько!

Старик Самойлов поцеловал жену, сперва руку, затем — в щеку.

Тамада Анатолий постучал вилкой по бокалу:

— Попрошу снова наполнить фужеры!.. От имени и по поручению приношу извинения за бессодержательность тоста моего старшего брата…

Галя наклонилась к Мите:

— Надрался мой папахен!.. А твой-то как раз сказал хорошо.

Тем временем Анатолий продолжил, обращаясь к столу:

— Слово для поздравления предоставляется моей жене Ирине Владимировне. Приготовиться моей дочери Гале.

Галя быстро, досадливо посмотрела на отца и шепнула Мите:

— Пойдем покурим.

— Неудобно, — шепнул в ответ Митя. Он старше своей двоюродной сестры годов на семь, ему лет двадцать пять.

А за столом поднялась Ирина Владимировна — красивая, еще молодая женщина, элегантно одетая. Голос ее звучит проникновенно:

— Милая Елизавета Алексеевна! Дорогой Егор Иванович! Пятьдесят лет вы дружно прожили вместе. Пятьдесят лет взаимной любви и уважения. Я вошла в вашу семью девушкой и всегда восхищалась вашей мудростью, дорогой свекор, и вашим безмерно добрым сердцем дорогая свекровь! Нет, это не те слова!.. Оба вы стали и моими родителями! Всем лучшим, что есть во мне, я обязана вам. И это лучшее, это прекрасное мы с Анатолием, как в эстафете, стараемся передать нашей Гале…

Когда Ирина Владимировна поднялась и начала говорить, Галя опустила голову, нашарила в кармане своего платья пачку сигарет и, толкнув плечом подругу, сидящую рядом, шепнула:

— Пошли, Танька, покурим…

— Тебе же сейчас тост говорить, — шепнула Таня.

— Перемучаются.

Незаметно нырнув под стол, Галя выползла из зала, благо дверь оказалась рядом, да и все внимание гостей обращено в противоположную сторону. Быть может, только дед Самойлов, сидящий во главе стола, углядел маневр внучки, но прикрыл ладонью лицо, и не совсем понятно, как он к этому отнесся — не то нахмурился, не то улыбнулся.

Галя закурила на лестничной площадке ресторана, — здесь топчутся гости и из других залов, — она стоит в стороне, опершись о перила.

Слышны аплодисменты, они доносятся с банкета Самойловых. И на площадке появилась подруга Таня — симпатичная толстуха, почему-то всегда взволнованная. Она тоже задымила.

— Анатолий Егорович предоставил тебе слово, а тебя нет! — укоризненно сообщила она.

— Обошлись?

— Он сам стал говорить.

— Ну, это надолго… Папахен, когда выпьет, не владеет сюжетом. Вообще, Танька, дети должны как можно раньше уходить от родителей. Стукнуло восемнадцать лет — и с приветом!

— А я бы ни за что не ушла из дома.

— Ну, у тебя — так, а у других — иначе. Должна быть свобода выбора. Я вообще за свободу личности…

Из-за спины раздался голос:

— Свободная личность, дай, пожалуйста прикурить.

Галя обернулась — это ее двоюродный брат Митя. Она чиркнула зажигалкой.

— Удираешь?

— Точнее, ухожу. У меня дежурство на телеграфе.

— В такой день мог бы и подмениться.

— Не смог. Я предупредил бабушку и деда…

— Ладно, ладно. Топай, маменькин сынок, гляди, чтоб она тебя не нашлепала по попке…

Застенчиво улыбнувшись, Митя кивнул девушкам и быстро исчез. Галя посмотрела ему вслед.

— Хороший, умный парень, а дурак. — Обернулась к Тане. — Знаешь, почему он удрал? Не желает лишний раз разговаривать со своим отцом, с дядей Борей… Мне бы такого отца, как дядька! Ладно, Танюха, пошли в зал. Я хочу расцеловать деда с бабкой отдельно от всех…

Часа через два Анатолий отвез стариков домой. Вел машину он, рядом с ним сидела мать. На коленях у Елизаветы Алексеевны лежал ворох цветов. Позади Егор Иванович был тоже обложен букетами и подарочными пакетами.

Они ехали по вечернему городу.

— Ну как, мама, довольна? — улыбаясь, спросил Анатолий.

— Очень… Спасибо, Толя. Всем вам спасибо, вы у меня хорошие.

Анатолий обернулся к отцу:

— А ты почему молчишь? Опять что-нибудь не слава богу?

— Не вертись, — велит Егор Иванович. — Во-первых, ты за рулем…

— А во-вторых?

— И выпил порядочно.

— Хитрый, батька! — смеется Анатолий. — Не отвечаешь на поставленный вопрос… И как ты, мама, прожила целых пятьдесят лет с таким занудливым мужиком!

— Любила! — улыбнулась Елизавета Алексеевна. — Он, Толенька, такой кавалер был…