Роберт Колдер - Уилли [Сомерсет Моэм: Жизнь и творчество]

После тщательного обследования в Лозанне врачи решили отложить операцию до тех пор, пока организм Моэма не окрепнет. Наконец 18 сентября в Кантональной клинике доктор Пьер Деке сделал Моэму операцию по поводу грыжи, и уже через шесть часов писатель мог передвигаться по палате. В течение двух недель он жил неподалеку от клиники в отеле «Бо Риваж», а к середине октября уже был на пути в Лондон.

Через год после операции Моэм прошел первый из трех курсов лечения в клинике доктора Ниханса «Ла Прери» в Веве, Швейцария, во время которых ему вводили вытяжку, взятую из ткани зародышей или только что родившихся ягнят. Этот метод лечения был разработан в 1931 году на основе старой медицинской теории, согласно которой введение в организм человека вытяжки из органов молодых животных исцеляет и укрепляет его. Метод Ниханса предполагал введение вытяжки, взятой из эмбриона ягнят в организм человека. Хотя, как считалось, этот метод помогал омолаживанию организма и активизации угасающей половой функции, его подлинная цель состояла в замене и активизации жизнедеятельности клеток слабеющих органов: сердечникам вводилась вытяжка, взятая из сердца эмбриона, страдающим дисфункцией печени — вытяжка из печени, а болеющим нефритом — вытяжка из почек. Необходимый материал брался на расположенной неподалеку скотобойне и сразу же доставлялся в клинику Ниханса.

К середине 50-х годов метод Ниханса стал столь популярен, что этот курс лечения прошли Конрад Аденауэр, Чарли Чаплин, Шарль де Голль, Марлен Дитрих, папа Пий XII и многие другие известные личности.

Моэм испытывал сомнение в отношении этого метода «омоложения» и поэтому сначала предложил Серлу попробовать его на себе, поскольку было известно, что у некоторых пациентов инъекции вызывали шок. Более молодой Серл мог лучше перенести их, чем 79-летний Моэм. После пройденного курса Серл утверждал, что готов теперь лазать на деревья. Моэм, по словам Серла, пошутил при этом, сказав, что пройденный курс лечения — «мой рождественский подарок тебе на следующие три года».

Моэм еще дважды — в 1958 и 1960 годах — проходил этот курс. Трудно сказать, какое воздействие он оказал на писателя, но несомненно, что Моэм и в 80 лет отличался завидным здоровьем и всегда гордился своей физической формой. Как-то гуляя с Ребеккой Уэст по окрестностям мыса Ферра, он указал на высокую гору и с некоторой долей самоуверенности объявил своей спутнице: «Ребекка, после пройденного курса [у Ниханса] я могу взбираться по ее крутым склонам». Явно намекая на существовавшее в то время мнение о якобы восстановлении половой потенции после прохождения курса лечения у Ниханса, Ребекка ответила: «Уилли, насколько мне известно, ты прошел курс не ради этого».

Возможно, что пребывание писателя в клинике действительно придало ему новые силы; впрочем, и в старости он всегда выглядел моложе своих лет. Оглядываясь назад, Серл и многое другие друзья Моэма говорили, что природа дала его телу здоровье, у которого в последние годы произошел разлад с разумом.

В течение последних примерно четырнадцати лет жизни писателя его личным врачом был Георгий Розанов, имевший клинику в Ницце. Среди его пациентов были Грэм Грин, король Ибн-Сауд, король Фейсал, Черчилль, лорд Бивербрук, Галуст Гульбикян. Впервые Моэм обратился к нему за консультацией в середине 50-х годов, после отказа писателя от услуг врачей, которые пытались изменить его личную жизнь. Как это бывало с ним всегда, он сначала «испытал» нового врача на Серле, которого Розанов осматривал в своем кабинете на бульваре Виктора Гюго в то время как Моэм спокойно наблюдал сидя в углу. Понравившийся ему врач был приглашен на виллу «Мореск» и вскоре стал личным врачом писателя.

По словам Розанова, Моэм проникся к нему доверием после прохождения первого курса лечения по системе Ниханса. Организм писателя и его компаньона негативно реагировали на вытяжку, поэтому Розанову потребовались значительные усилия, чтобы нейтрализовать ее отрицательное воздействие. После нескольких недель лечения писатель и его компаньон почувствовали улучшение. И хотя Моэм еще дважды проходил курс у Ниханса, Розанов утверждал, что он вреден для Моэма.

Розанов лечил писателя вплоть до последних дней его жизни. Обычно он осматривал Моэма раз в две недели, но иногда бывал на вилле три раза в неделю, а порой три раза в день. Чаще всего он помогал ему восстанавливать силы после длительных пребываний Моэма в Лондоне. Как-то в апреле 1957 года он был вызван среди ночи к Моэму, у которого случился острый приступ нефрита, и писатель буквально корчился от боли. После введения двойной дозы морфия Моэм проспал двадцать четыре часа. Когда на следующий день Розанов, радостный от того, что Моэму стало лучше, прибыл на виллу, он услышал гневные слова: «Убирайтесь к черту! — закричал пациент. — Вы чуть не отправили меня на тот свет своими треклятыми лекарствами!». Через несколько минут он успокоился и тут же извинился за свою выходку. За исключением этого случая писатель, по словам Розанова, всегда был предупредителен и вежлив. Если Моэм опаздывал на прием хотя бы на минуту, он всегда приносил извинения: «Мне неприятно, что я заставил вас ждать, доктор. Для вас время гораздо дороже, чем для такого старика, как я». Хотя Моэм не платил врачу ни сантима больше того, что указывалось в чеке, писатель часто привозил ему подарки после своих поездок в Азию, Африку и другие страны. Когда он узнал, что Розанов собирает автографы, Моэм приложил немало усилий, чтобы собрать автографы у своих многочисленных и именитых знакомых, и подарил их врачу. Он не раз приглашал Розанова пообедать с ним в компании с Черчиллем, которым они оба восторгались. Когда кандидатура Розанова, уже награжденного Военным крестом и медалью за участие в движении Сопротивления, был выдвинута на награждение орденом Британской империи, Моэм написал лестное рекомендательное письмо.

Розанов утверждал, что Моэм сохранил отличное здоровье вплоть до конца 50-х годов. Старческая слабость взяла над ним верх лишь в последние два-три года. Разрушение происходило столь стремительно, что не могло не вызывать удивления, особенно если учесть, что оно протекало в организме человека, всегда отличавшегося «отменным физическим и психическим здоровьем».

С годами черты лица Моэма постепенно приобрели резкость, а выступающая вперед челюсть стала еще более заметной; опущенные книзу уголки рта, казалось, выражали разочарование и недовольство. Именно такой образ писателя остался в памяти у нынешнего поколения. Забытым оказался облик привлекательного молодого человека викторианского периода и популярнейшего писателя в зрелые годы. После его смерти в отношении его лица употреблялись самые различные эпитеты — «рептильный», «ящерный», «лягушачий», «ястребиный», «мефистофельский».