Зиновий Фазин - Санкт-Петербургская быль (Документальная повесть)

Взявшись описать действительную быль, мы и даты будем приводить самые точные, и ссылаться на источники, наиболее достоверные. В них – биение жизни, надежды, боль и гнев тех лет.

Вот перед нами старая-престарая газета «Русские ведомости». Бумага и поныне не пожелтела, хотя была изготовлена в семидесятых годах прошлого века. Раскроем газету. Грустный рассказ запечатлен на ее столбцах. Это рассказ репортера о том, как хоронили Некрасова.

«Громадная толпа, по крайней мере в три-четыре тысячи человек самого пестрого народа, сгруппировалась с раннего утра около квартиры, в которой более двадцати лет прожил Некрасов. Молча, спокойно, с соблюдением должной торжественности, ожидала публика гроба на улице, около самого подъезда».

На короткое время прервем отчет репортера. К сожалению, он о многом не смог рассказать. Хоронили Некрасова по церковному обычаю. Но пришел народ не просто на траурную церемонию, а чтобы выразить свои гражданские чувства. В толпе преобладала разночинная молодежь, и в ее настроении чувствовалась особая приподнятость, даже какая-то задорная воинственность.

Как видим, не зря тревожился Трепов.

В несметной толпе, почти не прячась, находились и те, за кем давно охотилась полиция. Но схватить их сейчас значило еще больше подогреть мятежные настроения молодежи. Могло дойти и до кровопролития, а накануне похорон из дворца пришел приказ не доводить до «эксцессов». Минувший год и без того был беспокойным для тех, кому надлежало соблюдать порядок в империи.

У дома, ожидая выноса тела, стояли тогда еще, впрочем, малоизвестные Плеханов, Вера Засулич, Фроленко, сестры Корниловы – Александра и Любушка, художница Малиновская. Все они, еще совсем молодые, принадлежали к разным революционным кружкам: одни – к питерской народнической организации «Земля и воля», другие – к сообществу так называемых южнорусских, или киевских, «бунтарей», часто наезжавших в Питер. Этим людям предстоит каждому своя роль в нашей были, и мы будем встречаться с ними на многих ее страницах.

Но обратимся вновь к столбцам «Русских ведомостей».

«Ровно в 9 часов толпа молодых людей вынесла гроб на руках. Впереди гроба несли венки с девизами из стихов покойного, и процессия двинулась по Литейной к Загородному проспекту. Громадная масса народа, скучившегося вначале на одном месте, стала постепенно растягиваться, и по мере движения процессии разделилась на две главные группы. Во главе процессии шла молодежь, сзади гроба двигалась толпа, собранная из самых разнообразных слоев нашего общества.

В передовой группе молодежи можно было видеть представителей почти всех учебных заведений: студентов университета, медицинской академии и других специальных заведений и воспитанниц женских курсов и гимназий. Молодежь, схватившись за руки, образовала цепь в виде четырехугольника. В середине цепи впереди других шли две крестьянки в полушубках и несли небольшой венок с надписью: „От русских женщин“, высоко подняв его над головою. По временам их сменяли другие женщины. За ними следовали студенты и воспитанницы с громадными венками из живых цветов. На одном венке была надпись: „Слава печальнику горя народного“, на другом: „Некрасову – студенты“, на третьем – „Бессмертному певцу Некрасову“…»

А на четвертом венке (о нем не посмел упомянуть репортер, описывавший эти похороны), совсем не пышном, скромном, с горящей на ленте надписью, воздававшей дань памяти великого заступника народного, чернели буквы: «От социалистов».

Среди женщин, несших этот венок, сменяясь поочередно, появлялись то Вера Засулич, то ее подруга и соратница по кружку южнорусских бунтарей Маша Каленкина, то Малиновская, то сестры Корниловы – дочери известного петербургского фабриканта фарфоровой посуды, сочувствовавшие революционерам. А сбоку, в цепи молодых мужчин, шагали Плеханов и Фроленко, смуглый южанин с худощавым лицом, знаменитый впоследствии шлиссельбургский узник, человек поразительной биографии. Скажем тут же: судьба судила этому человеку перешагнуть из прошлого века в наш, и умер он уже в 30-х годах, будучи коммунистом.

Понятно, репортер не отважился упомянуть о венке «От социалистов». Но как, однако же, мог появиться в траурной процессии такой венок? В столице как раз в эти дни шел судебный процесс 193-х революционеров, схваченных за хождение в народ и пропаганду бунтарства среди крестьян. И это был уже не первый такой процесс за последнее время. Все тюрьмы столицы (и Шлиссельбург, и Петропавловская крепость, и Литовский замок, и даже высящаяся на Шпалерной «предварилка» – Дом предварительного заключения) были переполнены.

И вдруг – венок «От социалистов»!

Но был, был такой венок, и вот свидетельство человека, имя которого само по себе достаточно много говорит: это Плеханов Георгий Валентинович, в ту пору студент Петербургского горного института.

«Я предпочитаю рассказать о том, какое участие приняли в похоронах Н.А. Некрасова революционеры-народники 70-х гг. в лице общества „Земля и воля“.

Впрочем, не только этого общества. Как раз в то время… в Петербурге… собралось немало виднейших представителей южнорусского „бунтарства“. Тут находились Фроленко, Волошенко, Валериан Осинский, Чубаров („Капитан“) и еще многие другие. Все это был народ „нелегальный“, смелый, энергичный, прекрасно владевший оружием и весьма склонный к рискованным выступлениям. Заручившись содействием этих испытанных удальцов, общество „Земля и воля“ решило открыто явиться на похороны в качестве революционной социалистической организации. С этой целью оно заказало венок с надписью: „От социалистов“. Не могу припомнить, кем именно исполнен был этот заказ, но я хорошо помню, что он был исполнен».

Вот как, оказывается, обстояло дело с необычным венком, который в день похорон Некрасова несла молодежь в траурной процессии.

Дальше Плеханов рассказывает:

«Вокруг социалистического венка тесным кольцом сомкнулись южнорусские бунтари и землевольцы вместе с членами рабочих кружков, уже весьма нередких тогда… Бунтари и землевольцы захватили с собой револьверы, твердо вознамерившись пустить их в дело, если полиция вздумает отнять венок силой»…

Молодой, статный, с острым орлиным взглядом из-под густых темных бровей, Плеханов (или Жорж, как его называли друзья и соратники по «Земле и воле»), казалось, не чувствует холода. А одет он был плохо, не для такой суровой погоды.

Сын тамбовского помещика, он давно ушел из семьи и стал революционером, одним из тех, кого в обществе называли «крамольниками», – человеком, преследуемым полицией. Лишенный средств к жизни, Плеханов в ту пору едва перебивался с хлеба на квас, носил затрепанную студенческую шинельку, как говорят, на «рыбьем меху». От простуды его оберегал сегодня, в этакий морозный день, клетчатый плед, накинутый на голову поверх студенческой фуражки.