Автор неизвестен - Дневник кислородного вора. Как я причинял женщинам боль

Молитва, на которую пришел ответ, не то явление, к которому я привык.

Они, должно быть, проезжали мимо моего дома, когда на нем висел риелторский знак, и решили подождать. Умницы. Потому что теперь, когда я разорвал договор с тем агентом, никому из нас не надо было платить комиссионные. Бегство в Нью-Йорк перестало быть просто мечтой. Я должен был вылететь вечером в воскресенье. Я оставил два сообщения для Эшлинг со словами, что в следующие выходные буду в Нью-Йорке. Я намеренно не стал ей говорить, что собираюсь поселиться там навсегда. Я знал, что она будет все время меня динамить.

Вечером она оставила сообщение о том, что ей это совпадение показалось забавным, но она в воскресенье будет в Майами. Смешно! Я знал, что меня собираются мариновать, но ни в жизнь не догадался бы, насколько искушенным будет этот маринад.

Так что вечером во вторник около семи она позвонила мне в номер отеля «Сохо Гранд», где по запросу выдают постояльцам собственную золотую рыбку и где я воображал, как позже буду трахать ее так, чтобы вылетели ее ничтожные мозги.

Не суждено, друзья, не суждено.

В тот вечер начали разворачиваться события, при мысли о которых у меня до сих пор становится сухо во рту. Мы договорились встретиться в «Фанелли», кафе-баре на углу Принс и Браун. Я пришел туда заранее и сел за маленький столик. Она пришла в белом пиджаке, вид у нее был усталый. К счастью, не слишком красивая. Кстати говоря, я сознаю, что вплоть до этого момента выражался как обманутый бойфренд, пытающийся замаскировать свою попытку отомстить (т. е. все это повествование) под литературное событие, на которое вам (читателям) полагается повестись. Может быть. Но я думаю, вы согласитесь, что странности Эшлинг стоят летописания под любым предлогом. Называйте это предостережением моим собратьям-романтикам. Называйте как хотите. Я понимаю. Называйте это терапией для меня (а вы все просто подслушиваете). Имейте в виду, если она узнает себя на этих страницах, и это тоже хорошо. Разумеется, это может дать обратный эффект и сделать ее знаменитой. И все же такое явление указало бы, что будет продано много экземпляров моей книги, а это означает, что я тоже не останусь в проигрыше. Все еще читаете? Хорошо.

Вернемся в «Фанелли». Я сказал что-то типа: «какой славный бар». Приехав из Сент-Лакруа, я говорил это вполне искренне. Сказал, что видел где-то его фото, и спросил, знаменитое ли это место. Никогда не забуду ее холодный взгляд, когда она ответила:

– После сегодняшнего вечера ты его запомнишь.

Я понаблюдал за ней, чтобы понять, имела ли она в виду, говоря это, что-то хорошее. Мне так не показалось. Я стал немного заикаться.

– Что ты имеешь в виду? Меня сегодня ждет какой-то большой сюрприз? – Я хотел, чтобы вопрос прозвучал неопределенно.

Все, что она ответила:

– Подожди.

Это было не то, на что я рассчитывал, и это меня напугало. Подожди? Должно быть, у этого вечера было какое-то расписание. Определенный порядок. Схема развития событий, которая сложилась у нее в уме. Я проглотил ком в горле, как человек, который осознал, что вляпался по самые уши. Должно было что-то случиться – что-то нехорошее. Но не обязательно это происходило прямо сейчас. Это должно было случиться вскоре, и она знала, что́ это, а я – нет. Я пока не мог уйти, потому что мне не на что было реагировать.

Она начала задавать вопросы. Где находятся офисы «Киллалон»? Катаюсь ли я на горных лыжах? Тренируюсь ли в спортзале? Ездил ли когда-нибудь верхом? Играю ли в шахматы? Я отвечал на все это и думал: я как на допросе. Что за хрень? Полное ощущение пассивности. Она сказала, что ей очень хотелось бы как-нибудь сыграть со мной в шахматы. Я ответил, что потерпеть поражение в шахматах было бы для меня вдвойне унизительно, потому что я мню себя стратегом. Ее глаза блеснули. Я не мог не ерзать на стуле, так мне было неуютно. Она откинулась на спинку и наблюдала, как я извиваюсь. Она выглядела… расслабленной. Теперь уже не такой невинной. Более непринужденной. Абсолютно контролирующей ситуацию – и я завидовал этому ее чувству, хоть и не знал, что именно она контролирует. Вскоре мне предстояло это выяснить.

Она огляделась по сторонам. Прикурила сигарету. Скрестила руки на груди. Затем чуть манерно зевнула. Ей было скучно.

– Думаю, пойду-ка я домой, – сказала она.

Все значение этой фразы дошло до меня лишь некоторое время спустя. Но я таки понял, что данная мне отставка была значимой. Она подождала, дав мне время это понять.

Должно быть, я сумел задать вопрос, который дал мне возможность убедиться, собирается она пойти домой одна или нет. Не могу точно вспомнить, что было сказано, за исключением того, что ощущение было, будто меня убивают. (Настоящий король драмы, не правда ли?)

В фильме «Спасение рядового Райана» есть сцена, в которой немецкий солдат убивает американского ножом. Немец сидит на янки верхом. Джи-ай начинает тихо упрашивать немца, говоря что-то вроде: «Погоди, разве мы не можем договориться?» Бесполезно. Немец с почти извиняющимся видом продолжает орудовать ножом. Его лицо изобличает совершаемый им поступок. (На случай, если вам интересно, я и есть тот американец.) Итак, в этом кафе в меня тыкали ножом, но тут же накладывали бинты. Настолько быстро, что я в результате чуть ли не извинялся перед ней. Я мешал ей, из-за чего она хмурила свой красивый лоб. Как я мог? Дело в том, что, если бы она велела мне свалить, я бы ушел. Но она этого не сделала. Она слишком наслаждалась происходящим.

Мне потребовался добрый час, чтобы вынудить ее сказать, что она «не стремится к отношениям». Словно я какой-то долбаный продавец в магазине, пытающийся выяснить требования госпожи покупательницы. По крайней мере, я сумел составить точное суждение о том, что это означало. А означало это в основном (если честно) – «никакого секса». Так что моей первой реакцией было – ладно, тогда иди на хер.

Она сказала, что с удовольствием ходила бы со мной на выставки, с удовольствием показала бы мне Нью-Йорк и… Я уже качал головой. До меня дошло, что она использовала почти все клише, за исключением самого главного – слова «друзья». Я сделал это за нее.

– Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы мы остались друзьями.

Она не стала соглашаться. Потому что это, вероятно, прозвучало бы слишком окончательно, и она понимала, что я спасусь бегством.

Она постаралась оставить вопрос открытым, сказав: «Я хочу получше узнать тебя». Это подразумевало, что мы, возможно, снова сойдемся в будущем. Мои инстинкты настаивали, что нужно встать, уйти и решить, что у меня выдался неудачный день. Но ей, казалось, хотелось еще это обсудить, словно для того, чтобы выслушать мои мысли.

Она говорила: «Ты, кажется, задумался» и «Ты сердишься?», на что я отвечал: «Правда? Прости, пожалуйста. Сержусь? Нет. С чего мне сердиться? Ведь это я сюда приехал». Это было мое решение. Я чувствовал, что она разочарована моей реакцией, что она хочет, чтобы я рассердился, а я – вот незадача! – так спокойно это все воспринял. Любой посторонний подумал бы, что она рассказывает мне про свои новые занавески. По крайней мере, я на это надеялся. Теперь казалось, что ей стало еще скучнее – от того, что она не получает того шоу эмоций, на которое рассчитывала.