Гиора Ромм - Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

К лету я сформулировал свои планы. Я поступлю в университет и буду изучать экономику. В перерывах между учебой я смогу заниматься медицинскими процедурами, пока мое физическое состояние не перестанет служить препятствием к возобновлению полетов. Поскольку я все еще ходил с костылем, у меня возникла еще одна идея. Пусть «Мираж» остается единственным самолетом моей мечты, а как насчет «Сесны» [60] Легкий самолет производства американской фирмы Cessna Aircraft Company . ? На «Сесне» я смогу летать! Это самый легкий самолет израильских ВВС, и управлять им несравненно легче, чем истребителем.

И вот в моем состоянии, с костылем и левой рукой, которая так и не распрямилась, я убедил авиационное начальство, что параллельно с учебой в Бар-Иланском университете [61] Университет имени Бар-Илана (Рамат-Ган) — первый и единственный религиозный израильский университет, созданный в 1955 году. Назван в честь Меира Бар-Илана, лидера религиозно-сионистского движения. я смогу быть летчиком «Сесны» на аэродроме Сде-Дов [62] Тель-Авивский муниципальный аэропорт, расположенный на берегу Средиземного моря. Назван так в честь Дова Хоза, одного из пионеров еврейской авиации. и дежурить в те дни, когда я свободен. Я достиг того чудесного состояния, когда слово «нет» попросту отсутствовало в моем летном словаре. Чтобы освежить память, я совершил несколько тренировочных полетов, прежде чем убедился, что готов к экзамену, который провел для меня доктор Бенни Келнер, пилот израильских ВВС и офицер медицинской службы. Келнер хотел увидеть, как я ощущаю себя в пилотском кресле. После часового экзаменационного полета он официально разрешил мне вернуться на действительную службу в качестве пилота «Сесны». Это произошло 2 августа — через восемь месяцев после того дня, как я пересек Суэцкий канал на маленьком кораблике, весь закованный в гипс.

С аэродрома Сде-Дов я поехал обратно в Бар-Илан, слушать курс «Введение в экономику». В глубине души я понимал, что попросту обманываю себя и окружающих. Я не исполню своего предназначения, став пилотом «Сесны». Это не для меня, это не соответствует ни моей личности, ни моим мечтам. То, что я могу сесть за штурвал самолета, поднять его в воздух, долететь до места назначения и приземлиться, не произвело на меня большого впечатления. Разумеется, для того, кто никогда не летал, это было бы настоящим чудом. Для меня это было ничто. Полетом я называл нечто совершенно другое. Летать означало решать куда более значимые задачи.

Во время одной из вечеринок, которые устраивали в эскадрилье, несмотря на Войну на истощение, я столкнулся с командующим ВВС Моти Ходом. Естественно, он спросил, как у меня дела, и я сказал, что доктор Келнер разрешил мне летать на «Сесне».

— Потрясающе! — сказал он. — Ты сможешь совмещать это с учебой. Ты смог вернуться в мир полетов, ты сможешь совершать грузовые перевозки на базу в Рефидим, в аэропорт Балуза [63] Рефидим — база в центральной части Синайского полуострова. Балуза — аэродром на севере Синая. , в Шарм эль-Шейх. Отличная новость, я за тебя очень рад.

Я попытался представить, как доставляю грузы на базы в Синае.

— Моти, — сказал я, — я не собираюсь этим заниматься.

Главком помрачнел:

— Почему?

— Я не пилот «Сесны». Я летаю на «Сесне», поскольку мне нужно чем-нибудь заняться. Я не собираюсь выполнять задания на «Сесне».

Моти обнял меня за плечи и отвел в самый дальний угол:

— Гиора, я прекрасно тебя понимаю. И тем не менее — начни летать на транспортнике. Покажи себя в транспортной авиации, тем более что мы планируем ее развивать. Ты же понимаешь, что и на этих самолетах ты сможешь достичь всего, чего захочешь.

Мне не хотелось продолжать этот разговор:

— Забудь об этом. Я хочу сосредоточиться на учебе. И мне нужно избавиться от костыля. Мне предстоит еще одна небольшая операция на ноге. Поговорим об этом в другой раз.

Моти похлопал меня по спине:

— Как тебе удобно, Гиора.

Мы смешались с толпой пилотов и их красавиц жен и подруг. Разумеется, здесь были не все. Отсутствовали Шмуэль Хец, Игаль Шохат, Ицхак Пир, Менахем Эйни, Моше Гольдвассер [64] Игаль Шохат был сбит в 1970 году, потерял ногу при катапультировании, попал в плен и через две недели вернулся в Израиль. Командир-пилот Шмуэль Хец и его штурман Менахем Эйни были сбиты 18 июля 1970, Хец погиб, Эйни попал в плен. Ицхак (Ицик) Пир был сбит и попал в плен 30 июня 1970 года. … За последние несколько недель все они погибли или оказались в плену в Египте. Молодого Гольдвассера, чью фотографию, пока он был еще жив, опубликовали в египетских газетах, доставили в какое-то армейское здание, возможно, в ту же тюрьму, где содержали меня, и там, судя по всему, забили до смерти; возможно, его избивал тот же гигантский суданец. В Израиль он вернулся в гробу.

Израильские летчики устраивали вечеринки, невзирая на все возрастающие потери. Тем не менее большинство предпочитали отводить глаза, не обращать внимания или делать вид, что все под контролем.

С момента, когда я начал думать о полетах, я знал, что, помимо боевой авиации, в израильских ВВС есть и другие подразделения. Однако как я ни старался, я не мог представить, что смогу служить в любом из них. Будучи еще относительно молодым пилотом, я практически ничего не знал о том, чем занимаются эти подразделения, однако главным для меня было не то, что они делают, а прежде всего как они это делают. В моем представлении военная авиация — это способность летать независимо от наземной поддержки, в трех измерениях, вертикально вверх или вниз, со стремительным ускорением и не менее стремительным торможением, с недостижимой на земле скоростью, на самолетах, не имеющих гражданских аналогов.

Управление военно-транспортным самолетом требовало большого летного искусства. По сути, это основа «тяжелой» гражданской авиации во всем мире. Пилоту, достигшему профессионального уровня, позволяющему совершать международные полеты даже в плохую погоду, вдали от наземных диспетчерских центров, безусловно, есть чем гордиться. Однако летное дело исключительно как профессия никогда меня не интересовало. Авиация для меня всегда была средством руководить другими, командовать первоклассными людьми, решать военные задачи, которые невозможно решать по-другому. Поэтому в те дни я видел себя исключительно в боевой авиации.

И чем больше я об этом думал, тем сложнее мне было представить себя сидящим в кабине транспортного самолета вместе с тремя другими членами экипажа и наблюдающим сквозь большое лобовое стекло, как мимо проносится, поднимается в воздух и через минуту исчезает в небе четверка «Фантомов» или «Миражей». Я знал, что мое место в этом строю, только там.