Дуглас Смит - Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Феофан стал рассказывать о чудесных силах Распутина всем, кто соглашался слушать. Летом 1906 года, будучи в Житомире, Феофан жил в семье Анны Обуховой. Дочь богатого купца, Анна переживала духовный кризис и собиралась стать монахиней [7]. Феофан отговорил ее. «Ищи спасения в миру», – сказал он, а потом рассказал ей о святом человеке из Сибири. – «Он святой, истинно святой», – и посоветовал девушке встретиться с ним. Феофан был абсолютно уверен, что Распутин ей поможет 17.

Что же привело Распутина в Санкт-Петербург? На этот вопрос нет четкого ответа. Некоторые современные историки-националисты пытаются убедить нас в том, что он искал деньги на постройку церкви в Покровском. Историк-драматург Эдуард Радзинский видит более грандиозную и гораздо более зловещую цель: «Уничтожить и Петербург, и весь мир царей». Дочь Распутина, Матрена, видит более обыденную цель – найти для нее лучшую школу, оставить ее на попечение состоятельной семьи в Казани и доставить радость Феофану и другим клирикам, которые звали его приехать и жить в Петербурге 18.

Скорее всего, ответ кроется в сочетании характера Распутина, его духовных исканий и успешного пребывания в Казани. Странник Распутин обязательно должен был тянуться в Петербург. Он пешком прошел тысячи миль, видел много городов, церквей и монастырей. Одним из немногих оставшихся мест была Александро-Невская лавра. Какой русский не хотел бы увидеть царскую столицу империи? Распутин обладал врожденным любопытством, к которому примешивалась определенная доля честолюбия. Он побывал во многих святых местах и беседовал со святыми людьми. Его духовная одаренность на всех производила глубокое впечатление, и Распутин этим гордился. Мы никогда не узнаем, сам ли Хрисанф решил написать рекомендательное письмо к епископу Сергию или об этом его просил Распутин. Но Хрисанф явно писал свободно и убежденно (да к иному и не было причин), а Распутин не испытывал трепета и сомнений перед этим важным шагом своего личного странствия.

Прибытие Распутина в Санкт-Петербург, по воспоминаниям Матрены, стало «отправной точкой для многих беспокойств в его жизни».

«Моему отцу было тогда около сорока [ближе к тридцати шести]; надо сказать, что характер его уже полностью сформировался. Двадцать лет паломничеств и пеших странствий, крестьянская жизнь, любовь к земле и одиночеству развили в нем теплую доброту, простоту обращения, откровенность речи и в то же время абсолютную независимость, характерную для отшельника. Говорили, что ему недостает образования, что он легкомыслен, и это справедливо, когда дело касалось денег. Но в то же время в общении с людьми он проявлял поразительное ясновидение, которое позволяло ему предвидеть самые тайные их помыслы. […]

Он был груб, привык говорить то, что думает, ничего не боялся, потому что всегда проникал в глубины человеческих помыслов; таким был мой отец. […]

Но столица, искушенная, светская, циничная, встретила крестьянина не слишком приветливо. Сам вид его отвращал огромное множество людей. Его называли грязным, хотя он был очень опрятным, только волосы и бороду не причесывал так, как богатые люди в Санкт-Петербурге. А его нежелание пресмыкаться перед богатыми и могущественными принимали за плохое воспитание» 19.

В Петербурге Распутин потерялся. Князю Владимиру Мещерскому, архиконсерватору, открытому гомосексуалисту и близкому другу царя Александра III, он несколько лет спустя говорил: «Тяжело жить здесь. Нет здесь нормальных часов, нормальных дней, ничего, кроме праздников, а это смерть души. […] Судьба забросила меня в столицу. Здесь так шумно, люди здесь разум теряют… Это шумная круговерть… От всего этого у меня голова пухнет» 20.

Распутин называл себя слепцом на дороге. В городе было шумно, у него кружилась голова, но это привлекало его в той же степени, в какой и отталкивало. И все же, вкусив столичной жизни, Распутин уже не мог от нее отказаться. Жизнь бедного странника или деревенского учителя простых истин его более не привлекала. Привычки, которые сближали его с народом, независимость, свобода, пренебрежение условностями светского общества – все это здесь умерло. Власть оказалась слишком соблазнительной. Конечно, Распутин не забыл страннической жизни и отлично умел пользоваться тем, что было ему полезно. Гавриил боялся, что Петербург уничтожит Распутина, и оказался прав.

Матрена писала, что переезд в столицу стал центральным событием жизни отца, и городская жизнь со временем его развратила. Если поначалу жизнь Распутина мало чем отличалась от жизни в Покровском, то со временем отец стал все больше поддаваться искушениям и позволял себе «уступать соблазнам столицы» 21. Но перемены происходили не вдруг. Вениамин так вспоминал первые дни Распутина в Петербурге: «Благочестивые люди, особенно женщины, стали восхищаться необыкновенным человеком, круг знакомства стал расширяться все больше… «Святой, святой», – распространялась о нем слава. И, голодный духовно, высший круг потянулся на «свет».

Князь Жевахов замечал, что, хотя петербургская элита и интересовалась религиозными вопросами, эти люди мало что знали о православии и редко общались с клириками. Они были наивны и легко поддались обаянию старца из Сибири с его странными манерами и загадочными пророчествами. Кстати, на самого Распутина богатство и статус, золоченые дворцы аристократов и пышные титулы не производили ни малейшего впечатления. И он ко всем обращался на «ты» вместо формального «вы» 22. Феофан спешил всем показать свое открытие. Он начал водить Распутина в лучшие салоны Петербурга, которые в то время играли важную роль в культурной жизни столицы. Здесь собирались сливки общества – аристократы, церковники, представители мира искусства и культуры, журналисты, придворные и государственные чиновники. Разговоры в салонах часто велись на духовные темы.

Наибольшим влиянием пользовался салон графини Софии Игнатьевой (урожденной княгини Мещерской) и ее супруга, графа Алексея Игнатьева, товарища министра внутренних дел. В их большом особняке на Французской набережной собирались известные деятели Церкви, в том числе монах и впоследствии митрополит Серафим (Леонид Чичагов) и епископ Гермоген (Георгий Долганов), писатели и журналисты (например, Василий Скворцов, редактор монархической газеты «Колокол») и представители высшего общества (например, Любовь Головина и Александра Танеева). Многие из них стали сначала последователями, а потом злейшими врагами человека, которого Феофан представил им в салоне Игнатьевой. Графиня сама была склонна к мистицизму, поэтому в ее салоне часто обсуждали ее пророческие сны. В одном таком сне ей явился отец Серафим и сказал: «Великий пророк здесь среди нас. Его цель – раскрыть волю провидения царю и повести его по пути славы» 23. Графиня не сомневалась, кто этот пророк: конечно же Распутин.