Капитолина Новоселова - Звезда Альтаир

В последнее время Елизавета Афанасьевна ужасно сердится, в семье все идет не так, как следует. Елизавета старалась не попадаться мужу на глаза. Она не сомневалась, что он продолжает встречаться с Еленой и общаться с женой ему не так уж и радостно. Лиза уходила к сестре, тянула время, чтобы подольше пробыть в церкви. Так пролегшая когда-то между ними тень все еще давала зябкую прохладу.

Однако, занятый делами, Василий Лаврентьевич долго предаваться чувствам и анализировать душевные движения не имел возможности. Он пришел к заключению, что ему, зрелому человеку, пора приниматься за приведение в порядок накопленных знаний и фактов: пора писать. Он накупил толстых тетрадей с хорошей бумагой, надписал одну из них и — для «затравки» сочинил первый абзац:

«КЕРАМИКА».

«Я решаюсь осветить область, пока еще никем не исследованную и не имеющую литературных материалов, так как я достаточно долго занимался этим предметом. Это касается земляной культуры Афрасиаба вообще и остатков лощеной посуды из перетертой глины, датирующей многие находки II и III веков нашей эры в частности. К этому же примерно периоду относится и свинцовый водопровод древнего города».

— Нет! Плохо, совсем плохо! — выругался Василий Лаврентьевич и отложил тетрадь. — Не умею писать — хоть ты что! Вот копать — это мое дело…

Но денег на раскопки, как и прежде, не было, и приходилось крепко думать, где их раздобыть. Наступила осень, становилось прохладно, и в Вяткине вновь пробудился дух поиска. Именно в такое время любил он копаться на исторических памятниках.

И в это именно время прибыла от Археологической комиссии для реализации новая партия великолепно изданных Веселовским художественных альбомов «Гур-Эмир».

Эгам-ходжа подал интересную мысль: деньги от продажи альбомов с пользой употребить на ремонт крыш на памятниках.

Альбом «Гур-Эмир», напечатанный в лучших типографиях России в пять красок, снабженный превосходной статьей самого Веселовского, воспроизводил не только черно-белые детали здания, но и давал полное представление о разнообразной цветовой гамме изразцовой одежды здания. Стоил он 40 рублей. Естественно, что желающих купить такую дорогую книгу было мало. Василий Лаврентьевич и Эгам-ходжа принялись просто навязывать ее местным богатеям. Но особого интереса нигде не встретили. Деньги от распродажи поступали по каплям. Но «накапало» все-таки достаточно для того, чтобы приступить к раскопкам юго-западного угла городища Афрасиаб. Там, по предположению Вяткина, должна была находиться главная, наиболее сохранившаяся часть города.

В кабинете губернатора Самаркандской области тесно от ковров. Дорогие мягкие портьеры скрывают амбразуры высоких окон и прочных дверей, тушат звуки, и кажется, что тишина — главное, о чем заботится престарелый генерал-лейтенант.

Губернатор толст, лысоват и глуховат. Прослужив в крае сорок с лишним лет, этот человек всякое повидал на своем веку. В молодости — азартный игрок и прожигатель жизни, чью фамилию называли в первой ломберной четверке Туркестана, с годами пристрастился к вину. Человек посредственных талантов, по службе продвигался весьма медленно; страсть к деньгам мешала его карьере, и он подолгу засиживался в младших офицерских чинах на невысоких административных должностях. Любитель оказать услугу и взять за это мзду, он слыл человеком негордым, однако соблюдающим приличия и внешнюю порядочность. И если бы не пресловутое «дело» о земельных участках, то, право, мог бы прослыть честнейшим человеком.

В начале девяностых годов в Ташкенте обитал некий аксакал Иногам-Ходжа Умурья-Ходжинов. На правах административного лица аксакал после эпидемии холеры в 1892 году сумел ловко захватить вакуфные земли медресе Ходжи-Ахрара. Но владеть такого рода «имением» мусульманину, да еще облеченному доверием общественности, было не к лицу. Поэтому хитрец вошел в сговор с секретарем начальника города, директором частного банка Глинко-Янчевским, а также чиновником Южаковым, закрепив сей союз подписью начальника города Ташкента, ныне Самаркандского губернатора. Альянс обещал принести барыши.

Все шло превосходно, да секретарь в этом гешефте каким-то образом оказался обойденным. Он предал всю компанию. Но… Ярым-падишах — генерал-губернатор Туркестана, рассудил: опытных работников в крае мало, пусть порезвятся. В конце концов, ведь и он, барон Вревский, не без греха! И все улеглось. Однако на сердце подобные встряски оставляли след. Развивалась болезненная боязнь шума, приходилось на старости лет обивать стены кабинета коврами и мягкими тканями, глушить звуки, чтобы ничто не раздражало, не досаждало.

— Господа, — начал губернатор, — я должен сообщить вам, что…

Чиновник особых поручений, издатель знаменитых «Справочных книжек Самаркандской области», где часто выступал Вяткин, — Михаил Моисеевич Вирский скрыл в густых усах улыбку: вступление генерала что-то уж очень походило на знаменитый монолог из «Ревизора»… В глазах Вирского появился иронический огонек. Появился и угас: перед ним сидел его самовластный начальник.

— Что… мною получено личное письмо генерал-губернатора. Вот оно.

«Милостивый государь!

Находящиеся в настоящее время в Ташкенте ученые профессора Рафаэль Помпелли, сын его К. Помпелли и господин Нортон намерены в целях археологических исследований проехать в Самарканд и Мерв, а оттуда в Красноводск и через Баку — в Россию. Но при этом, чтобы не было никаких раскопок, а лишь допускались обследования по бывшим разрезам и расчисткам».

Сюда же приложена и копия «Открытого листа», выданного Помпелли:

«Американский геолог Рафаэль Помпелли обратился в Императорскую археологическую комиссию с просьбой разрешить ему производство раскопок в Туркестанском крае на средства Института Карнеги, причем Помпелли обязуется подчиняться всем правилам, какие ему будут предложены.

Императорская археологическая комиссия, убедившись в исключительно научных целях американской экспедиции и не желая ставить излишних препятствий иностранцам, чьи изыскания клонятся к пользе науки, признала возможным удовлетворить ходатайство Помпелли и выдала ему «Открытый лист» на производство раскопок в Самаркандской, Закаспийской областях. И — подписью скреплено…»

Таким образом, господа, мы оказываемся вынуждены разрешить раскопки господину Помпелли. Но, памятуя, что нами еще несколько месяцев тому назад получено секретное письмо от чина полиции Туркестанского Военного Округа Целибровского, в котором он прямо говорит о запрещении производить раскопки иностранцам и вывозить найденное за границу, у нас создается альтернатива: что выполнять? Прошу, господа, ваше мнение?