Дженна Джеймсон - Заниматься любовью, как порнозвезда

Большинство девушек хотело зашибить за ночь по нескольку сотен и разойтись по домам. Сама работа их не интересовала. А за пределами клуба это был просто большой прикол для Джека: надо же, стриптизершу из меня сделал. Но во мне жил дух соревнования, и к стриптизу я отнеслась серьезно. Я дорожила своей работой. Впервые я испробовала вкус независимости в настоящей жизни и теперь хотела быть лучшей. Хотела самое близкое к ванной комнате место в раздевалке. Каждую ночь, возвращаясь домой, я обдумывала, что сделала не так, что может получиться лучше и как свести парня с ума до того, что он сиганет к банкомату, чтобы отвалить мне побольше денежек.

«Бешеная лошадь» стала для меня самой лучшей школой. А предмет назывался «социальная динамика». Просто удивительно, как легко наличные учат общаться с людьми; прежде у меня не было оснований любезничать и трепаться с парнями. В конце концов, все они хотели одного и того же. За считаные недели в клубе я стала превращаться из чудаковатой девочки-подростка в помешанную на деньгах психопатку. И мне это нравилось.

Не то чтобы во мне вдруг пробудилась сокрытая до сей поры общительность. Отнюдь — так я обучалась актерскому мастерству, поскольку в душе своей так и не могла раскрепоститься. Немудреная работа — направить свои скудные таланты на посетителей, прикидываясь заинтересованной и внимательной, покуда они рассказывали о себе. Но я научилась лгать, когда наступал мой черед говорить. Все, что исходило из моих уст, — законченное вранье. Только взглянув на человека, я определяла, что именно он хочет услышать. И заливала, что учусь на риелтора, на спасателя, на конструктора. Все, что угодно, — только пусть близко не подходят к подлинной моей жизни.

Раз большинство мужчин западало на меня потому, что выглядела я такой юной и невинной, именно на этом я и решила сыграть. Как говаривала моя бабушка, «если чего-то не хватает, создай видимость». И в один прекрасный вечер я собрала волосы в «метелки», надела маленькие розовые туфельки, подхватила пластиковую сумочку «Барби» — и еще ярче выделилась на фоне жестких девиц. Тогда-то я и подцепила первого постоянного обожателя — президента крупного отеля. Вместо того чтобы изливать свои собственные проблемы, он предпочитал слушать меня. Он отвалил мне 2000 долларов за то, чтобы я поговорила с ним в течение двух-трех песен. И дело не только в том, что сама сумма была огромна: заодно я смогла побольше отстегнуть Винни — и мой ранг в клубе повысился.

Винни не орал на девушек, не оскорблял их, он вообще почти ничего не говорил. Ему достаточно было только взглянуть на человека — и тот уже понимал, как следует себя вести. Он заправлял всем, внушая людям безмолвный, всепроникающий страх. Под конец ночи, когда я выплачивала Винни комиссионные, он ни разу не улыбнулся, не обмолвился ни словом, как бы ни старалась я вызвать его на это. Единственное, что я от него слышала за свои первые полгода в клубе, это «Сколько ты сегодня заработала?».

Но, как бы сильно я ни боялась Винни, в то же время я понимала, что он мой друг. Я видела это по его глазам. Ему была по душе моя рабочая этика. Чтобы выделиться среди других девушек, я упрашивала его разрешить мне выступление с лосьоном, но Винни заявил, что я только пачкотню на сцене разведу. Но — такая уж я была хитрая проныра — нашлись и другие способы проявить себя. Это был клуб «топлесс», и нам полагалось носить трусики-бикини. Но однажды я отыскала в магазине стринг, сзади представлявший собой всего лишь тоненькую ниточку; стоило мне наклониться — и мальчики получали полный обзор. Как-то вечером, посреди танца, когда я выкладывалась у шеста в одной из задних кабинок, Винни, сверкая глазами, схватил меня за запястье и приказал:

— Сию секунду ступай, надень другой стринг.

Оказывается, по закону Лас-Вегаса задняя часть стринга должна достигать как минимум двух с половиной сантиметров в ширину.

Не беда — на следующий же день я нашла вполне легальный выход. Я натянула самый маленький, самый белоснежный стринг, какой только смогла отыскать, и перед выходом на сцену смочила его водой, так что парни все-таки получили намек на то, что происходит этажом ниже. Ночь за ночью не пустел ближайший к сцене ряд извращенцев, мужчины по-журавлиному тянули шеи, чтобы разглядеть все получше. Иногда я танцевала на роликовых коньках; выглядело это довольно по-дурацки, но парни выражали свое одобрение в долларовых купюрах.

Отработав в клубе полтора месяца, я как раз стала набирать обороты; тут подкатил сентябрь, начались занятия в школе. Я решила остаться в клубе. Бросила команду поддержки и рассталась с несколькими из подруг, исполненная решимости закончить выпускной класс, не выдав ни одной живой душе, чем занимаюсь. Я жила в постоянном страхе: вдруг в двери клуба войдет кто-нибудь из учителей. Вместо этого однажды вечером заявилась команда университетских баскетболистов; поглазев на меня некоторое время, они спросили:

— А ты случайно не Дженна Массоли?

Попалась.

— Нет, — сказала я без секундного колебания. — Я такой не знаю.

Той ночью я рано ушла домой. Я до того боялась разоблачения, что даже не могла работать. Я хотела жить двумя не зависящими друг от друга жизнями: мышкой — днем, акулой — ночью. По счастью, к тому времени я до того наловчилась врать мужчинам, что баскетболисты мне поверили.

Моя жизнь в «Бешеной лошади» изменилась с того момента, когда благодаря Джеку у меня появилась там первая подруга. Однажды он сказал в тату-салоне, что в Лас-Вегас вернулась его кузина и она будет танцевать в клубе. Он хотел, чтобы мы встретились.

Тем же вечером она пришла к нам домой, и я была очарована. Как будто посмотрелась в магазине в одно из тех зеркал, где люди кажутся в десять раз красивее, чем они есть на самом деле. Она была высокой, белокурой, тоненькой и с большими грудями. На три года старше меня. И была решительно настроена на деньги. Мы мгновенно поняли друг друга.

В отличие от меня, при первом же появлении в «Бешеной лошади» она, едва переступив порог, сразу потребовала внимания и уважения. Она казалась целеустремленной и уверенной в себе. Жизнь у нее была трудна, и словно судьбе назло, она излучала красоту и силу. Мне и вправду казалось, что от нее исходит сияние. Звали ее Ванесса, и она была дочерью Проповедника.

В первый же день Ванесса научила меня кое-каким фокусам у шеста — она умела зажать его между бедрами и повиснуть вниз головой, держась одной ногой; подсказала она, и как разговаривать с посетителями.