Дженна Джеймсон - Заниматься любовью, как порнозвезда

— Когда парень входит в клуб, большинство девушек спрашивает: «Как насчет танца?», — говорила она мне. — Это последнее дело. Будь личностью. Сделай так, чтобы ты понравилась ему. Говори с ним. Расспроси о работе. Держись так, будто это тебе интересно.

Это был первый урок — самые основы. Урок номер два — прежде чем выпить с ним, договориться с официанткой, чтобы она подлила в мой бокал воды, а в бокал парня — чего покрепче.

— Накачай его так, как только сумеешь, — наставляла Ванесса, — и врубай счетчик.

Если парень оставался равнодушным к танцам, она дала мне урок, как уболтать его на протяжении четырех песен. Когда же он наконец попросит станцевать, я стрясу с него деньги за пять песен: четыре, во время которых я торчала с ним, и одну, под которую отплясывала. К тому моменту он уже несколько раз угощал меня разбавленной выпивкой, и за каждую из порций я была кое-что должна официантке.

Ванесса была гением стрип-маркетинга — этакий ходячий кассовый аппарат. Я присматривалась к каждому элементу ее танца, прислушивалась к каждому слову, сказанному клиентам. Я узнала, насколько детальным, отточенным может быть искусство стриптиза. Продуманным должно быть все: то, как уложены волосы, какой на мне костюм, какие выбраны туфли — все, вплоть до степени загара (Ванесса подчеркнула, что слишком сильный загар — ошибка большинства девушек). Стриптизерши создают фантазию, а в фантазии все должно быть совершенным. Даже если парни не станут специально приглядываться к ногтям и обуви, облезлый маникюр или стоптанные каблуки разрушат иллюзию.

Наконец у меня в клубе появилась наперсница, наставница и сообщница. Прошло два месяца с тех пор, как мы подружились, — и я усвоила тонкости мастерства настолько, что стала Ванессе ровней. Вдвоем мы образовали превосходную команду и стали главным источником доходов в клубе. Когда мы работали на пару, танцуя одновременно, к нам оборачивалась каждая лысеющая голова в зале, и никакой другой девушке стрясти с парней деньги уже не светило.

Мы делали все это не только ради денег, нет — нам важен был и прилив адреналина. Нашей высшей целью было взять верх над клиентом. Парни были тупые, пьяные и этого заслуживали. По крайней мере, я так тогда думала. Стриптизерши — народ довольно злобный. Ход рассуждений таков: раз мужчины хотят сделать жертв из нас, мы по полной программе уделаем их самих. Вполне справедливо. Да и характер при этом вырабатывался: я училась контролировать людей, а не играть в общении пассивную роль.

Слева направо: Кристи Лейк, Никки Тайлер, Джентилъ, Кристи Кэньон, Джилл Келли, Виктория Пэрис, я и Джанин Линдемалдер.

В тот год мы с Ванессой стали в «Бешеной лошади» примадоннами. Мы были любимицами Винни, и вот почему: вкалывали мы по двенадцать часов кряду. Пока остальные девушки устраивали себе передышки или же просто трепались, мы пахали без остановки. Мы смекнули: чем больше друзей заведешь, тем меньше заработаешь.

В то время как остальные девушки приносили домой от трех до пяти сотен долларов за ночь (по сравнению с клубами в других городах куш неплохой), я зарабатывала от двух до четырех тысяч. И каким-то образом ухитрялась грохнуть большую часть на платья, сумочки и туфли.

Говорят, что на деньги счастья не купишь, — но это слишком упрощенно. На самом деле все зависит от того, каким путем зарабатывать. Если ты бьешься с выматывающими нервы инвестициями, заправляешь целым табуном служащих, висишь на телефоне или прячешь что-нибудь от всяких шишек — конечно, тут не до веселья. Но если ты можешь войти в комнату, подзавести компанию парней, а потом уйти с тысячей долларов наличными в кармане и без каких бы то ни было обязательств, — можно даже не являться на работу на следующий день — тогда жизнь прекрасна. Захочется — не задумываясь, можно выставить друзьям шесть бутылок шампанского «Кристалл». Насчет будущего я не тревожилась. Главной моей целью было заработать деньги, и ночь за ночью я добивалась своего.

Единственной настоящей моей соперницей была блондинка, которая работала раз в неделю; главным ее козырем были груди. Когда мы оказывались в клубе в одно и то же время, то выкладывались так, будто нам обеим молнией наподдало. Мы не обменялись ни единым словом, но между нами возникло безмолвное соперничество — и даже ненависть. Если она зарабатывала больше, чем я, меня это взвинчивало настолько, что, вернувшись домой, я не успокаивалась, пока не разрабатывала план, как отыграться. Единственным камнем преткновения были мои груди: если кто и мог зашибать больше денег, чем я, так это девушки, делавшие основную ставку на титьки, особенно если учесть, что тогда они еще не примелькались так, как сейчас. Каждый раз, когда парень говорил мне, что я слишком худая, я понимала это так, что груди у меня слишком маленькие.

Если я чувствовала, что недотягиваю в каких-то отношениях, то сполна возмещала это чем-нибудь другим. Когда Ванессы не оказывалось рядом, я применяла другой эффективный способ выкачивать деньги — раздразнивала мужчин, пока они совсем не сдуреют. Если клиенты оплачивали всего один танец, я не делала для них ничего. Даже не приближалась к ним. Просто искушала, и вот уже им хотелось, чтобы я дотронулась до них, потерлась титьками об их грудь, — и они раскошеливались еще на один танец. И с каждой песней я придвигалась все ближе, задевала все сильнее — и порой они покупали добрую дюжину танцев и уходили, заведенные так, что дома укатывали жен до потери пульса или онанировали вусмерть и обратно.

Для стриптизерш из «Бешеной лошади» это было неслыханно. Они-то знай себе крутили бедрами до посинения, но я до такого не опускалась. И парни любили меня еще больше именно за то, что я была недосягаема. Я держалась так далеко, как только могла, во влажном своем стринге, приближаясь лишь на мгновение, чтобы подышать им в ухо или заглянуть в глаза — и так, покуда они не возопят: «О господи, эта девчонка меня угробит!» У иных вид был такой, будто они вот-вот взорвутся. Кое-кто и «взрывался» — кончал прямо в штаны, прежде чем до него и дотронуться успевали. Я быстро скумекала, что могу и не брать за танец по пятерке, как другие девушки. Я была властна потребовать сколько заблагорассудится — двадцать, пятьдесят, сотню долларов за песню.

Вскоре у меня набралось столько постоянных клиентов, что приходилось работать каждую ночь, чтобы их ублажить. Один готов был выложить тысячу долларов за то, чтобы я позволила ему провести рукой по моим волосам. Другой хотел потереть мою ступню. И так я просто сидела, пока со мной тетешкались, и — бац! — вот вам еще тысяча баксов. Даже не надо было плясать, болтать, флиртовать или предоставлять этим парням какую-либо свою часть. Один местный политикан любил, чтобы им помыкали, и однажды я, хотя сама была по природе человеком уступчивым, унесла в ванную его пиво, пописала туда и заставила его это выпить. Это ему понравилось. На следующий вечер он одарил меня купюрой — аккурат на новенький «Корветт».