Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

Ушли почти все — молодые и пожилые, парни и девушки, здоровые и раненые. Серое утро мы встретили на станции Гюешево. Оттуда мы стали карабкаться по вершинам Киселица и Стража. Над нашими головами кружили немецкие самолеты, поблизости рвались снаряды.

В октябре батальон выбил немцев из сел Попова Нива, Цырвен Камень и достиг вершины Никая. В затопленных окопах страцинских позиций нас прижала вражеская артиллерия. На нас обрушились осколки снарядов, камни, земля. За глубоким оврагом, над которым клубился туман, темнела лесная чаща. В этом лесу должен был занять позиции третий батальон нашего полка. Должен был, но противник опередил нас. Под покровом ночи враги пробрались тайком и оказались у нас в тылу. С рассветом открыла огонь артиллерия противника, из леса нас поливали из пулеметов. Что-то страшное: по тебе стреляют, а ты не видишь, кто и откуда стреляет. Мильо и еще двоих бойцов послали на разведку в лес. Оттуда его принесли окровавленного.

Я бросилась к другу, схватила его за плечо: «Куда тебя ранило?»

«Ничего… Ничего…» — успокаивал меня заметно побледневший Мильо.

Его ранило в живот разрывными пулями. Положили его на носилки и понесли в тыл. Я пошла за ним. Мильо не жаловался, не стонал, но его лицо все больше и больше бледнело. На лбу выступили капли пота. Я следовала за носилками и молчала, чтобы не выдать своих чувств.

Из полкового лазарета Мильо отправили в армейский госпиталь. Было много раненых, и меня не взяли в машину. Я отправилась в Кюстендил пешком. По дороге меня нагнала военная повозка, и я вскочила на нее. Нашла Мильо в Кюстендиле, он уже угасал, но был спокоен, только глаза его лихорадочно горели. Говорил мало, потому что силы оставляли его. Не знаю — рана ли была тяжелой, или неумело его лечили?!

Мильо умер. Пришлось мне побегать, похлопотать у начальства, пока наконец заполучила вагон, чтобы отвезти тело Мильо в Каменицу. Только мне известно, как я ехала в том вагоне одна с гробом, в котором лежал мертвый Мильо. В Каменицу добралась через два-три дня, сообщила в Пазарджик, что доставлен погибший партизан. Оттуда прислали воинское подразделение, чтобы отдать ему последние почести. Хоронить Мильо собралось много людей. Кто-то произнес речь. Убрали гроб цветами. Цветы, цветы, цветы… Никогда я не видела столько цветов. И все осенние. С той поры, когда я вижу хризантемы, меня охватывает дрожь…

Родители Мильо — тетя Петруна и бай Тодор — остались одни. С трудом их оторвали от свежей могилы. Я проводила их домой и осталась с ними. Через несколько дней мы вместе отправились к нашим в Чепино.

«У меня хоть трое, — говорила мама, — а Мильо у вас один…»

Два года я жила с родителями Мильо, была их утешением и надеждой. Потом уехала учиться. Но когда возвращалась в Велинград, всегда останавливалась в их доме. Так было много лет подряд. Родители Мильо горевали о своем сыне, но им было жалко смотреть на мое одиночество, и они все чаще стали поговаривать о том, что мне время подумать о замужестве.

«Всю жизнь незамужняя вдова… Такого не должно быть!..» — говорила мне мать Мильо.

Долгое время я не любила никого другого, потому что не могла забыть Мильо и мне трудно было расстаться с его родителями. Позже как-то незаметно в мою жизнь вошел один студент, а выйти за него замуж я долго не могла решиться. Сын старого коммуниста, прошедшего через аресты и тюрьмы, он понимал меня, помогал мне преодолеть этот трудный барьер. Он принял меня вместе с обязанностями по отношению к родителям Мильо.

Сейчас у нас две взрослые дочери. У них, как и у нас с мужем, в Велинграде два дома: один — в котором я родилась и выросла, другой — дом Мильо.

Не желая скрывать своих намерений, я признался Елене, что собираюсь написать об этой грустной, но и оптимистической истории. «Не надо, — прочитал я в ее глазах, — ничего особенного здесь нет…» Как это нет! Ведь не так уж много встречал я людей, которые за свою короткую жизнь не годами, как она, а едва ли месяцами хранят верность данному слову и чувству! Найдутся ли такие, которым выгоднее терять, чем приобретать?..

Есть моральные ценности, которые принадлежат не тем, кто ими обладает, а являются общим достоянием. Нужно, чтобы люди были мужественны, жили с верой в красоту, нужно, чтобы всегда были люди, способные переносить страдания ради других.

В русском переводе книга издана под названием «Родопские партизаны».

Ласкательное от имени Димитр.

Издававшаяся нелегально газета, орган Болгарской коммунистической партии.

Члены Рабочего молодежного союза (РМС).

Члены фашистской организации молодежи.

Христо Ботев — великий болгарский поэт и революционер. Погиб в борьбе против турок за освобождение Болгарии.

Связной партизанского отряда.

Безделушка на шнурке из белых и красных шелковых ниток, знак наступающей весны.

Войска фашистской Германии вошли в Болгарию в первых числах марта 1941 года после подписания монархо-фашистским правительством пакта о присоединении Болгарии к гитлеровской коалиции.

Историческое село в Родопах. Оно было одним из центров национально-освободительной борьбы против турок. После поражения Апрельского восстания против турок в 1870 году оно было сожжено и большинство его жителей (примерно 4700 человек) уничтожено. Когда зародилось рабочее движение в Болгарии, население Батака приняло активное участие в борьбе против капитализма, а позже и против монархо-фашизма.

Партизанская кличка Георгия Ванчева.

Уважительное обращение к старшему по возрасту мужчине.

Ласкательное от имени Трендафил.

Руководитель резни, устроенной турками в Батаке после подавления Апрельского восстания 1876 года.

Георгий Бенковский — руководитель Апрельского восстания против турок в 1876 году.

Старинная женская одежда.

Секретарь ЦК РМС. Погиб в 1944 году.

Речь идет об Апрельском восстании против турок в 1876 году.

Строки из известного стихотворения Христо Ботева «Хаджи Димитр».

Народный музыкальный инструмент, похожий на волынку..

Болгарский народный танец.

Сорт домашней колбасы

В сражении под Беласицей в 1014 году византийцам удалось взять в плен много воинов болгарского царя Самуила. Император Византии Василий приказал выколоть им глаза и на каждые сто человек оставить по одному поводырю с одним глазом. После этого он их отпустил, и они возвращались на родину, держась друг за друга.