Поль Дюран-Рюэль - Воспоминания торговцев картинами

Жарри слушал меня с явным интересом.

– Ваш рассказ о попугаях кажется мне довольно правдоподобным, – заметил он. – Но не будем забывать, что наш альманах, обращающийся к широкой публике, должен содержать лишь тень правдоподобия. Роль инструкторов вместо попугаев у нас выполнят маленькие негры, которые будут выскакивать из табакерки.

«Альманах папаши Юбю» вышел без указания фамилии владельца типографии: в последний момент он испугался наших дерзких выходок. Его примеру последовали все сотрудники альманаха, как авторы текста, так и иллюстраторы. Я не мог ожидать, что издание, от которого отреклись еще до того, как оно вышло в свет, будет иметь коммерческий успех. Чтобы привлечь покупателей, я пустил альманах в продажу как издание букинистическое.

Тираж в тысячу экземпляров стоил мне тысячу франков. Я назначил цену в один франк. Но только магазин Фламмариона на бульваре Итальянцев рискнул «окончательно» взять пять экземпляров. Другие книготорговцы не решились приобрести альманах даже «с условием».

Я подумал, что столь пренебрежительное отношение к нашему альманаху объясняется его дешевизной, и потому смело удвоил цену. Но желающих купить издание за два франка оказалось не больше, чем тех, что готовы были потратить один франк.

Вынужден признать, что «Альманах папаши Юбю», задуманный в атмосфере Подвала, появившийся в момент всеобщего смятения, действительно представлял интерес только для его авторов.

Когда тираж был отпечатан, весь он, за исключением нескольких экземпляров, которые я заказал для себя, остался у владельца типографии.

Как-то раз, спустя много времени, ко мне зашел один книготорговец и спросил, сколько у меня сохранилось экземпляров «Альманаха папаши Юбю».

– Что-то около девятисот.

– Я покупаю все по цене восемь франков за штуку.

Я бросился к владельцу типографии. Но оказалось, что он куда-то переехал, не оставив адреса. После долгих поисков мне удалось разыскать его бывшего служащего, от которого я узнал, что владелец типографии умер.

– У него находилось мое издание, дожидавшееся вывоза, – сказал я.

– Я помню только одну несброшюрованную книгу некоего папаши Юбю… что-то совершенно идиотское… Чтобы избежать расходов на ее хранение, книгу пустили под нож…

Оборона Парижа. – Воина и бюрократия. – Живопись в почете

В июле 1914 года я ждал из Берлина пастель Дега, которую послал для ознакомления и о возврате которой мне сообщил мой корреспондент. Но вместо картины я получил следующую телеграмму: «Император дал разрешение на приобретение „дега“ Национальной галереей».

Надо сказать, что император Вильгельм до сих пор относился к современной французской живописи с предубеждением. Национальной галерее стоило большого труда добиться позволения принять работы Дега, Ренуара, Моне и других, предложенные ей берлинскими меценатами. Учитывая неожиданный интерес, проявленный императором к картине французского художника, я и предположить не мог, как бы ни были серьезны происходящие события, что «властелин войны» готовится напасть на нас, и согласился, чтобы моя картина осталась в Берлине до заключения сделки. Позже я узнал, что император Вильгельм отнюдь не проникся любовью к творчеству Дега, но что в последний момент какой-то покупатель возымел виды на пастель художника и мой корреспондент схитрил, чтобы не отсылать картину обратно. Короче, я твердо верил в то, что мир удастся сохранить. Поэтому я изумился, когда через несколько дней, проходя мимо почтового отделения напротив моего магазина, увидел небольшую, написанную от руки листовку: «Объявлена всеобщая мобилизация». Вокруг толпился народ. Какой-то рабочий выругался в сердцах. Но его огорчения были напрасны. Именно рабочие вскоре оказались в привилегированном положении. В то время как мелкие буржуа, интеллектуалы и крестьяне, призванные в действующую армию, погибали на поле брани, пролетарии обоих полов трудились на заводах, где вместо жалких грошей фронтовиков они получали все более высокую зарплату. Позднее именно их удовлетворение создавшейся ситуацией – чему я был свидетелем – выразила одна домохозяйка с непокрытой головой, в шелковых чулках, которая приценивалась к крупной домашней птице: «Наконец-то куры стали выглядеть иначе!»

Когда Париж, оказавшийся под угрозой, начали покидать его жители, я почувствовал тревогу за одного из своих друзей, у которого была жена и одиннадцать детей. Он уже вышел из призывного возраста, и, поскольку у него был дом в деревне, я, отправляясь к нему, чтобы разузнать, что с ним, опасался никого там не застать. Однако мой друг никуда не уехал. Я увидел его в гостиной, где он, засучив рукава, упражнялся с боксерской грушей.

– Понимаете, я восстанавливаю форму, чтобы присоединиться к призывникам, – сказал он.

Расставшись с этим героем, я увидел на тротуаре плачущего мальчугана. Уличные сценки всегда привлекали мое внимание, и потом, я никогда не был равнодушен к детям. Я подошел к нему и заговорил с ним так, как это делают малыши, впервые встречающиеся друг с другом:

– Тебя как зовут?

– Папа и мама называют меня Шарлем, а ребята в школе зовут Прилизанным.

– Ну, мой маленький Прилизанный, почему же ты плачешь?

– Все из-за нашего бакалейщика. Когда он ушел на войну, дедушка сказал, что этот малый, наверное, бош [73]и поэтому он пойдет со своими приятелями в его лавку и принесет нам оттуда рыбку в коробках и зеленый горошек в стеклянных банках. Но бакалейщица заподозрила неладное и вызвала фараонов…

– Школьный учитель узнал об этом?.. И чему же он вас учит?

– Сегодня утром учитель рассказывал нам о зайце…

– Вот как! Ну и что представляет собой заяц?

– Заяц – это позвоночный, млекопитающий, травоядный.

– А что такое «позвоночный»?

– Этого я не знаю… учитель нам не сказал… но я знаю историю.

– Что ж, известно ли тебе, кто управляет Францией?

– Король.

– Король!.. Какой же король?

И ребенок не задумываясь ответил:

– Карл Великий!

– Ты получал призы за учебу?

– Да, первый приз по истории и второй по обществоведению.

По пути домой я увидел такси, выскочившее на тротуар. В водителе я узнал массажиста, который незадолго до этого приходил ко мне лечить мой вывих. Однажды утром он сказал:

– Больше на меня не рассчитывайте, мсье Воллар. Хоть я и не подлежу немедленной мобилизации, но собираюсь поступить на службу досрочно. Понимаете, если я сам не проявлю инициативу, то все места на фронте будут заняты и меня запихнут куда-нибудь в тыл.

Я никак не ожидал, что увижусь с массажистом-водителем еще раз.

– Но какого черта вы здесь делаете? – спросил я. – Я полагал, вы уже на фронте.