Пол Престон - Франко. Биография

Надо полагать, Франко понимал значение того, что он читал, — стало быть, видимо, заявлял о своей поддержке проекта «конституционных» ограничений, составленных Арресе, которые гарантировали бы политическую монополию Движению. Глубоко благодарный Арресе счел слова каудильо за одобрение своей позиции. Но более воинственных фалангистов разочаровало ограничение их амбиций, а они восприняли это именно так. Дабы оправдаться перед теми, кто считал, что его режим становится слишком консервативным, Франко постарался показать, будто режим осуществил мечты Хосе Антонио Примо де Риверы. Его слова восприняли как знак того, что никакой «нависшей революции» нет, а режим взял из нее все, что мог и хотел. Хирон сказал Арресе, что разочарование членов совета (Consejeros) проявилось в той досаде, с какой они присоединились к Франко в пении фалангистского гимна «Сага ai sol» в конце заседания 19.

Речь «национального главы» весьма встревожила Мартина Артахо. Прославляя фалангистскую систему, Франко с похвалой отозвался о фашистской Италии и нацистской Германии и насмешливо — о послевоенных демократических системах, «навязанных» побежденным странам Оси напуганными и завистливыми западными союзниками. Слова каудильо отражали его глубочайшее убеждение в том, что процветание невозможно при демократии. Незадолго до этого он без тени сомнения поведал своему кузену Пакону: Союзники обязали Германию, Италию и Японию принять демократию, чтобы увековечить их экономическую отсталость 20. После просьбы Мартина Артахо антидемократические замечания были изъяты из речи до ее опубликования 21.

В августе, когда Франко отдыхал в Сан-Себастьяне, ему сообщили, что напряженность, вызванная планами на будущее, ничто по сравнению с конфликтом, который разгорелся между министрами, обсуждающими проблемы инфляции и нарастающие социальные проблемы. Перепалка шла между несколькими министрами, но инициаторами боев двух противоборствующих группировок были Хирон, настаивающий на увеличении расходов, и Арбуруа, советующий ограничить их, особенно там, где дело касалось государственной холдинговой компании ИНИ — Национального института промышленности 22. Отложив крупную перетряску в правительстве, назначенную на 18 июля, каудильо тем более не хотел заниматься всем этим во время летнего отпуска. Конфликты с новой силой разгорелись в сентябре. К этому моменту Франко переехал со всем своим двором в Галисию. На заседании кабинета министров, состоявшемся 14 сентября в Пасо-де-Мейрас, страсти разыгрались вокруг вопроса о позиции Испании по Суэцкому кризису. Арресе горячо выступал за то, чтобы Испания поддержала национализм египетского президента Насера: это стало бы проявлением зрелости и солидарности и нанесло бы удар по «коварному Альбиону». Франко, разделяя позицию Арресе, распорядился продать оружие полковнику Насеру. Это решение впоследствии помешало его попыткам добиться членства в НАТО. Однако против выступил Мартин Артахо, отметивший, что Испании следует идти в ногу со своим американским союзником, и каудильо попридержал Арресе 23.

Среди отпуска Франко заменил Сальгадо-Араухо, администратора военной штаб-квартиры каудильо, генералом Барросо. Пакон служил рядом со своим кузеном в том или ином качестве уже более сорока лет и теперь остался его военным секретарем. И все же его глубоко уязвило, что в момент, когда ему пришла пора выйти по возрасту в отставку, холодный и безразличный Франко никак не отметил это событие, не поблагодарил его за годы службы и даже не упомянул об этом. Принимая новый пост, Барросо поделился с Паконом кое-какими сомнениями. Беспредельно преданный каудильо, несмотря на свои монархические симпатии, Барросо был озабочен тем, что тот начинает откладывать важнейшие дела. Особенно беспокоил Барросо вопрос о наследовании, ибо он считал, что если Франко скоро умрет, проблема решится просто: наиболее дерзкие генералы, вероятнее всего Гарсиа Валиньо или Муньос Грандес, предпримут решительные действия.

Барросо считал, что Франко теряет связь с военной иерархией. Его, как Па-кона и министра армии Муньоса Грандеса, особенно беспокоило то, что растущее стремление к показному шику со стороны семейства каудильо внушает тревогу в общем сдержанному и спокойному верховному командованию. Выдав Ненуку в 1950 году замуж за повесу Кристобаля Мартинеса-Бордиу, жена диктатора с головой ушла в светскую жизнь и дала волю своей страсти к драгоценностям и антиквариату. Народ наградил ее прозвищем Донья Кольярес (Collares — ожерелья) 24. Пакона возмущало, что летом 1956 года донья Кармен попыталась подправить прошлое своего мужа. В начале августа 1956 года алкальд Эль-Фер-роля обратился с просьбой о том, чтобы дом семьи Франко на улице Марии был превращен в музей. Каудильо согласился, но, не успели передать дом муниципальным властям, как донья Кармен изменила его планировку и обставила другой мебелью. В прежнем виде дом и мебель соответствовали жизни среднего морского офицера, имевшего четырех детей. Старинные вещи и дорогой фарфор, хотя и со вкусом подобранные доньей Кармен, превратили жилье состоятельного представителя среднего класса в хоромы полуаристократа 25.

Весенний порыв каудильо, стремившегося оживить Фалангу, погас к концу осени. Его энтузиазм заметно схлынул во время шторма, спровоцированного

Арресе, который представил свои планы широкой публике. Это пришлось на 20-ю годовщину пребывания Франко у власти, и Арресе организовал 29 сентября в Саламанке многолюдный фалангисгский митинг по случаю встречи генералов, избравших каудильо «главой правительства испанского государства». Деревянный домик (barracdn), где встретились генералы, к этому времени сгнил, но по распоряжению Арресе соорудили точно такой же. Мартин Артахо не смог приехать из-за неотложных! министерских дел, и Франко по этому поводу недовольно сказал Арресе: «Неужели у него такие важные дела, что он не может оставить их ради меня?» Обойдя двадцать тысяч фалангистов, выстроившихся на знаменитом аэродроме времен Гражданской войны, каудильо выступил затем с речью, в которой представил бессовестно эгоистическую панораму событий прошедших двадцати лет.

Франко утверждал, что 29 сентября его вынудили взять власть. Возложенная на него задача, которую генералы тогда считали осуществлением руководства на время войны, по словам каудильо, заключалась в ведении «долгой и болезненной борьбы, а после нее — необходимого преобразования отечества, чтобы пролитая кровь дала плоды». Он упомянул о «бесконечных жертвах», приносимых ими «всю жизнь ради нации». И его «жертвы» не оказались тщетными: «Если политика — это искусство служения общему благу, едва ли когда-либо существовала политика, дучше служившая коллективным интересам испанского народа. Нечего и говорить — лучшей мы не отыщем за всю историю нашей нации». Фалангисгские министры, присутствовавшие на митинге, радовались событию, но Франко так ни словом и не обмолвился о готовящихся «основополагающих законах». Между строк угадывался намек, что Арресе предоставят самому выпутываться из передряг, в которые он скоро попадет 26.