Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Смотрите, с какой ужасной злобой и быстротой несется она по ветру!.. Какие мириады искр, оторванных горящих веток летят от нее во все стороны и пурпурным каскадом, крутясь в этом ужасном огненном хаосе, падают на еще темнеющий и только багрово освещенный ягодник. А вот подальше видите это маленькое озерко или болотце, — теперь не разберешь, — смотрите, каким красным цветом отливает оно от пожара, точно в нем не вода, а кровь, сбежавшая с этих кудрявых великанов, которые горя и вспыхивая вновь, все-таки пересиливают этот красноватый оттенок и багровыми светочами отражаются в таком кровяном зеркале!.. Брр!.. Право, даже жутко становится от такой картины, которую больше нигде и, быть может, никогда не увидишь…

Но что это иногда мелькает около пожарища, хлобыщется об деревья, падает и конвульсивно вертится в обгоревших кустах и ягоднике? Боже! Да это несчастные пернатые обитатели горящего леса, которые, как нарочно, летят ночью на свет, натыкаются в темных углах на ветки, выбиваются к огню и охваченные им, как-то корчась в воздухе, падают в пожарище.

Ночью даже и низовой пожар имеет свою особую физиономию, свою характерную прелесть; тут вы видите почти то же, что и днем, только гораздо рельефнее и нет тех страшных картин, что бывают при верховом. Здесь, при проходе огня по низу, замечательно причудливо освещаются то ярким блеском, то полусветом и полутенями группы больших деревьев, словно их кто-нибудь, в разных пунктах, снизу, освещает вспышками магния, что в общем выходит очень эффектно. В такие минуты невольно кажется, что это искусственная забава в каком-нибудь саду или парке, а не пожар, не горение лесов, этих несчастных боровых остатков Алтая.

Низовые пожары тушатся и ночью, но верховые, особенно в ветер, когда неминуемо является матка — это уже немыслимо. В этом случае и днем люди, работая в дыму, теряются и делаются жертвами огня, а ночью и подавно, да и требовать от них в такое время работы — невозможно: можно только вдали от пожара проводить перехватывающие канавы, вырубать просеки и проч., но и это доступно только в светлые и лунные ночи.

Как крайняя мера, при тушении больших пожаров является необходимость пустить с безопасного места встречный огонь; для этого люди заходят вперед пожара и нарочно зажигают лес, направляя огонь навстречу. При низовом пожаре эта штука нехитрая и не опасная, но при верховом — история другая. Тут иногда невозможно опередить пожар, идущий по вершинам деревьев, а при удаче трудно поднять наверх огонь искусственно и направить против образовавшейся страшной тяги воздуха. Если же это и удастся, то всегда явятся два противоположных течения и в один миг образуются две «супротивных» матки, которые, как разъяренные огненные потоки, несутся со страшной быстротой и силой друг против друга и можете себе представить, что происходит тогда, когда они сойдутся!.. Вот где настоящий огненный ад, который я и описать не в состоянии, чтоб представить читателю настоящую картину.

Чем ближе сходятся две противоположных матки, тем более усиливается течение воздуха и их стремление скорее соединиться в одно целое! В самый же момент соединения тот и другой огонь схватываются вместе, образуя огненную массу, которая сначала крутится, затем вдруг взвивается кверху на страшную высоту, выше леса, и только тогда огонь теряется в массе вылетевшего громадным столбом дыма!.. В эти ужасные секунды слышатся не только рев и гул, а какой-то зловещий клекот бушующего огня, который, как страшный водопад, оглушает до того, что невозможно слышать не только разговора, но и крика человека. Затем вдруг все стихает, слышны только шипение и треск, да видны мириады искр, которые то сверкая, то потухая, крутясь, падают из-под клубов черного дыма. Наступает удручающая зловещая тишина, как бы говорящая в этой агонии: готово!.. Все кончено!.. Леса больше тут нет!..

Как предупредительная мера от могущих быть пожаров вследствие напольных огней на Алтае прибегают к искусственной «опалке» боров весною, но только в то время, когда в них еще сыро. Для этого «выгоняются» с окрестных деревень крестьяне, как и на пожары; работа ведется под присмотром местных лесничих и полесовщиков. Вся суть в том, что около кромки боров опаливается, или лучше сказать, выжигается «ветошь» (старая трава) и мелкая поросль полосою в несколько сажен шириною. Конечно, это имеет смысл и значение, если делается толково и вовремя, но бывает и так, что при нерадении рабочих или плохом присмотре, особенно в ветреную погоду, огонь вырывается и попадает в бор; и вот является та беда, которой боялись, от которой предохраняли лес.

Вся работа при опалке состоит в том, что около кромки бора нарочно зажигают ветошь и дают ей прогореть на известное расстояние, а затем, по краям, огонь тотчас тушат метлами и заскребают лопатами; вот и вся нехитрая штука.

Досадно и тяжело иной раз видеть, когда при опалке лесов крестьяне разоряют гнезда тетерь, собирая из них яйца или разбивая их о землю, если они уже насижены. Тут вполне проявляется все грубое невежество этого темного люда, которому служит забавой хлопанье насиженных яиц. А если кто-нибудь начнет стыдить такого субъекта в его неразумном поступке, то он только глупо осклабится и непременно скажет либо дерзость, либо отделается своего рода философией.

— Ну, а что за беда? Ведь она вольная птица. Не я, так кто-нибудь другой оберет яйца.

И увы! Несмотря на такой глупейший вывод, он почти прав, и прав потому, что в первый же подходящий праздник пойдут разыскивать тетерьи гнезда не только ребятишки, но и взрослые парни, даже бабы, девки и пожилые мужики. В некоторых деревнях такого рода занятие производится чуть не огульно и в весьма редких — умные старики имеют влияние на целое «обчество» — и там гнезд почти не разоряют. Следовательно, «что город, то норов, что деревня — то обычай»: в одной бахвалятся тем, кто больше набрал яиц, в другой это считается грехом.

Читатель, быть может, спросит: «А что же делает власть, которая, в силу закона, должна остановить такое безобразие?»

Совершенно верно — должна! Но наши власти и повыше деревенских охотно, например, покупают заведомо ловленных в сетях весною дупелей, — так почему же какому-нибудь деревенскому старшине не отведать и самому «скусных» тетерьих или утиных яичек?..

Заканчивая этот краткий очерк о пожарах, не могу не упомянуть, что они нередко бывают так внезапны, что от них погорают иногда не только близлежащие к лесам «заимки» (хутора), мельницы, но и селения. Такие примеры были и на моей памяти, и с печальным финалом, когда выгорала не только большая часть деревни, но даже часть скота, а жители, лишившись почти всего имущества, едва спасались сами. Положим, что такая катастрофа случилась вследствие беспечности и засорения деревни близлежащими «назьмами» и ворохами соломы, но тем не менее такой случай ясно уже доказывает, что тут и силы всего деревенского люда не могли отбить упорно наступающего из леса огня.