Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Такие прогулки он делал не один раз, и все окрестные жители, не говоря о сузунцах, коротко знали не только Максимова, но и его знаменитого сивку. Согласитесь, что подобная проделка курьезно характеризует и эксцентричного хозяина и его могучую лошадь!..

Точно также нельзя не сказать и об обыкновенной езде сибиряков в экипажах, а тем более зимой. Пролететь на повозке или кошевке 20 верст в час не составляет редкости. В прежнее время такой ездой отличался на Алтае Змеевский тракт, то есть от Барнаула до Змеиногорска, а в особенности в обязательное время, и не только потому, что так скоро возили по обязанности, нет, а потому, что зажиточные ямщики имели, «из любви к искусству», таких лошадей. Это расстояние в 268 верст бывший управляющий Змеиногорским краем П. А. Карпинский, случалось, «выбегал» в 14 часов.

В проезд через Алтайский округ Его Высочества Великого князя Владимира Александровича в 1868 году, конечно, заранее заготовлялись лошади по всему и Змеевскому тракту. Вот в это самое подготовление ехал по этому пути служивший в крае горный инженер П. П. Иванов, которого хорошо знали все ямщики. Приезжает он на станцию Мысы; его встретил старик Яковлев, который попросил позволения запречь в его тарантас готовящуюся четверку под Великого князя.

— А что, разве она беспокойна? — спросил Иванов.

— Да то-то и есть, Ваше высокородие, что маленько того!.. Вот и надо бы промять хорошенько. Вишь и боюсь, вот и берет сумление, ну, а как ты, барин, проедешь, так и скажешь — годна ли будет.

— Ладно, старик! Давай, запрягай!

Иванову запрягли четверку великолепных серых сибирских лошадок, и на козлы уселись два кучера — сам старик и его сын. Лишь только отворили ворота, как вся четверня так подхватила с места и, вылетев на дорогу, так оттрепала станцию слишком в 30 верст, что и не трусливому Иванову небо показалось с овчинку.

— Ну, что, барин, как? Ладны ли будут? — спросил старик.

— Ну, нет, дедушка! Таких, брат, дикарей надо мять да мять, а то Боже тебя упаси! Сам понимаешь, что тут требуется. Нет, дедушка, нет! Хороши кони, нечего и говорить, да надо выездить, вымять.

— Да они, Ваше высокородие, и езжены, ну да вишь, уж больно того! Яры, чтоб их трафило!.. Эка ты, едят те мухи! А я все думал, что угожу этими. Ну да ничего, есть у меня и другие, те помягче будут.

И старик, чуть не плача, проводил ускакавшего Иванова.

Если я начал говорить о такой дикой езде, то позволю себе рассказать еще и такой случай. В 1870 году, на масленице, был я в Иркутске. Конечно, понадобился мне извозчик, и я попросил из гостиницы полового кликнуть получше возницу.

— А вот, барин, я приведу вам Афоньку, он лучший здешний извозчик, у него все три коня — первостатейные рысаки, а сегодня он на бурке — лихо прокатит!..

— Да мне, братец, не кататься ведь надо, а поездить по своим. Да твой Афонька, наверно, и берет дорого?

— Нет, теперь по масленице рубля три — больше не возьмет. А он всех горных знает.

Я согласился, и к подъезду явился Афонька. Почти до вечера ездил я с ним по всему городу из одного дома в другой. Но вот с обеда почти все иркутяне выехали кататься и бесконечной вереницей, друг за другом, тихонько поехали по главным улицам города.

— Барин! Позвольте вас прокатить, у меня здесь первый рысак, — сказал Афонька.

— Хорошо, только куда мы поедем? Видишь, сколько народу катается.

— А мы, барин, на задние улицы, там теперь пусто.

— Ну, валяй! Потешь, коль охота пришла.

И вот Афанасий, тихонько выбравшись на какую-то пустую заднюю улицу, пустил во всю рысь. Первый конец мы сделали отлично, нам никто не попался, конь шел великолепно и страшно пылко. Но вот мы заворотили обратно и запустили снова. На этот раз, проезжая одну поперечную улицу, к нам, как на грех, тихо выехал какой-то офицер на плохоньком извозчике. Увидя такую беду, я ужасно испугался, ткнул в спину Афанасия и сказал энергично.

— Смотри! Смотри!..

Но надо заметить, что извозчик и офицер, не видя нас, как нарочно оба в это время отвернулись и смотрели куда-то вбок.

Афанасий успел только неистово «зареветь» — держи, держи!! И в одно мгновение налетел на проезжающего, но, вероятно, угодил как раз между седоком и кучером, который, как сейчас вижу, заметя беду, призадержал лошадь и, машинально захватив голову руками, нагнулся на передок. В этот самый миг я увидел с боку, как прыгнул бурка, затем послышался сильный треск, нас ужасно тряхнуло, но мы оба усидели в санях — и тем же махом полетели дальше. У меня просто захватило сердце от испуга за проезжающего. Я невольно оглянулся назад и увидел только, что и конь, и офицер, и извозчик сначала лежали на дороге, потом последние быстро вскочили и стали вертеться около лежащих на боку и, вероятно, разломанных саней.

— Что ты наделал, Афанасий?

— Ничего, барин! Только молчите ради Христа! Ведь не нарочно… а они меня не видали…

— Да тебя, брат, все собаки тут знают, а не только извозчик.

— Нет, барин, это, кажется, не извозчик, а чей-то свойский — вахлачок, и я сметил, что он не узнал меня, а вы — человек приезжий.

И Афанасий, быстро повернув в другую улицу, затем еще в какие-то переулки и, наконец, почти совсем осадив коня, тихо въехал в ряды катающихся… Тем дело и кончилось, а я на этот раз, сознавая Афанасия правым, покривил душой и, промолчав, не выдал его ни одним словом между знакомыми.

Выше я упомянул, что на Алтае народ живет плоше, чем в Забайкалье. И действительно, здесь в массе населения нет того достатка, как там, начиная уже с того, что крестьяне не имеют такого количества скота и несравненно меньше едят мяса, а если и употребляют его, то преимущественно вяленое. Такой «обиход» можно видеть в каждой порядочной деревне, стоит только взглянуть под фронтоны крыш, куда обыкновенно вешается нарезанное продольными кусочками мясо и прикрывается от пакостливых птиц старыми сетями. На Алтае, кроме юго-восточной его части, нет диких коз, которых в таком большом количестве поедают в Забайкалье, а в массе народа нет и десятой части не только зверовщиков или промышленников, но и ружейников. Значит, тут дичина несравненно реже попадает на зубы.

Кроме того, алтайская беднота не знает употребления «карымского» (кирпичного) чая в том приготовлении, в каком пьют его забайкальцы, которым этот чай, приправленный молоком, маслом, сметаной или «затураном» (поджаренная на масле мука) с солью, вполне заменяет похлебку. На Алтае хоть и пьют кирпичный чай, но пьют из самоваров, как чай, а это совсем не то и не имеет той питательности.