Чулпан Хаматова - Время колоть лед

ГОРДЕЕВА:Даже если мы будем исходить из презумпции благородства желаний этих людей, это не оправдывает их методов. Они же угрожали тебе!

ХАМАТОВА:Мне никто ни разу не угрожал.

ГОРДЕЕВА:Что они у тебя отберут фонд, отберут больницу, не будут перечислять деньги…

ХАМАТОВА:Откуда такая информация, Катя? Вот как всё было на самом деле: мне звонят люди, с которыми я сотрудничаю, которых я уважаю, которые много сделали полезного для фонда, но от которых лично моя жизнь никак не зависит. Ну, может быть, зависит как-то косвенно, но я и не такое проходила, в каких только “черных списках” не была. Звонят и говорят: “Начинается президентская кампания. Нам важно записать ваше обращение на видео. Вы можете говорить всё что угодно”, – говорят они мне. И начинают обходиться со мной как с хрустальной вазой. Они не давят, не настаивают, не предлагают сценария или готового текста: “Как вам будет удобно, мы ничего не требуем, это будут ваши личные слова, сделаете так, как посчитаете нужным”.

ГОРДЕЕВА:То есть это было твое право решать, что говорить, и только твое решение – записывать или нет?

ХАМАТОВА:Да. Это было мое решение, ничье больше, никто меня не пугал и мне не угрожал. Я считаю, что, поскольку мы живем (или думаем, что живем) в демократическом обществе, каждый человек имеет право поступать так или иначе, принимать те или иные решения. Я убеждена, что действия государства, которые можно обозначить словами “строительство клиники имени Димы Рогачёва”, заслуживают благодарности. Это строительство было сопряжено с огромной тратой человеческих ресурсов, моих в том числе. Так что я, в отличие от многих других людей, знаю, сколько сил было положено на эту стройку. И я считаю, что это – огромное событие в жизни моей Родины, за которое не грех сказать “спасибо”. Точка.

ГОРДЕЕВА:Тут тебе возразят, что это…

ХАМАТОВА:Обязанность государства.

ГОРДЕЕВА:Совершенно верно.

ХАМАТОВА:Да. Такая же “обязанность государства” стоит во дворе Каширки с гнилыми полами, с обветшавшим оборудованием. Недострой с четвертьвековым стажем.

ГОРДЕЕВА:Ну, значит, здесь государство не выполнило свои обязательства, а здесь – выполнило. Вопрос в том, надо ли за это говорить спасибо. Это, знаешь, как извечный спор всех родителей: надо ли ребенку говорить “спасибо”, если он сходил на горшок?

ХАМАТОВА:Да. Всегда. Он совершил хороший поступок.

ГОРДЕЕВА:Так.

ХАМАТОВА:Неумение говорить “спасибо” погубит всё наше общество.

ГОРДЕЕВА:Хорошо. Спрошу по-другому. Надо ли, чтобы “спасибо” говорила именно ты. Или возьмем шире: зачем вмешивать в политику людей, по определению от нее далеких? Если в стране нет ярких политиков, способных зажечь народ, то это не проблема “мастеров культуры” и не вы должны ее решать.

ХАМАТОВА:Власти пользуются инструментами, которые достались им исторически. И Ельцин так же поступал, и все те, кто были до него. Чего ты хочешь от меня? Чтобы я налаживала в стране политический процесс? Он таким мне достался. И детям, которые лечатся в больнице, он тоже достался именно таким. Ни они, ни я не виноваты.

ГОРДЕЕВА:В отличие от них, ты можешь сказать: “Нет”. Ты можешь не участвовать в политике.

ХАМАТОВА:Знаешь, меня очень раздражают в последнее время вот эти типа умные и типа хорошо понимающие, что к чему, люди, которые снимают с себя ответственность и перекладывают ее на меня. Я не умею этого делать.

ГОРДЕЕВА:Именно поэтому я и считаю, что заставлять тебя “это делать”, то есть в том числе записывать слова поддержки или даже обыкновенное “спасибо”, так или иначе связанное с политикой, – цинично.

ХАМАТОВА:Ты ставишь сейчас оценку кому? Им?

ГОРДЕЕВА:Им, конечно.

ХАМАТОВА:Пожалуйста. Я не буду их оправдывать – у них такие инструменты. У меня – такое положение. Тогда меня можно считать жертвой с первой минуты, когда я вляпалась в историю под названием “Соберите денег на детей”. Количество унижений, компромиссов и всего прочего, что мне приходилось делать, ни в коей мере не сопоставимо с этим роликом. Может быть, то, что я пережила из-за ролика, было самое трудное. Но вообще весь мой путь – это постоянное состояние унижения и попытки оправдаться.

ГОРДЕЕВА:Я правильно понимаю, что, по сути, тебе и вправду было за что сказать “спасибо” Путину? Но по форме – это не тот формат, который ты бы выбрала, будь у тебя выбор.

ХАМАТОВА:Именно так. Но пути назад уже были отрезаны. Таким образом стало возможно появление этого ролика. Накануне записи я всё-таки советуюсь с людьми, которые мне дороги. Я спрашиваю, что мне делать, как быть.

ГОРДЕЕВА:С кем ты советуешься, кто и что тебе говорит?

ХАМАТОВА:Можно, я скажу, что мне посоветовал Юрий Борисович Норштейн? Потому что его слова, по сути, были самой важной, опорной точкой в принятии моего решения. Юрий Борисович сказал: “Если вы понимаете, что ваша совесть чиста, надо выполнить то дело, к которому вы так долго идете и еще будете идти, с достоинством нести свой так называемый крест. И те люди, кто вам настоящие друзья, останутся с вами на всю жизнь, а те, кто не настоящие, – и бог с ними”. На следующий день я поехала записывать первый ролик.

ГОРДЕЕВА:Их было два?

ХАМАТОВА:Да. И это тоже было мое решение. Так вот, запись первого ролика оказалась не записью, а черт знает чем: в процессе съемки какая-то девушка задавала бессмысленные вопросы, из которых должна была сложиться моя “речь”. Я согласилась на запись с единственным условием: дать мне посмотреть то, что получится после монтажа. Когда мне это прислали, я пришла в ужас: это был прямо вот, знаешь, настоящий бред и по содержанию, и по картинке. Я выглядела как невменяемая – в шапке, больная, бледная. И я сказала “Нет, это не годится. Раз уж я приняла решение снять ролик, давайте мы это переделаем. Мне не нужна интервьюерша, я сама напишу текст и сама всё скажу”. Текст этот и все его варианты до сих пор есть у меня в дневнике: недавно наткнулась, так внутри всё похолодело. Я всё написала, села перед камерой, сказала. Хотя вид там у меня всё равно какой-то забитый. Может, потому, что я больше всего боялась такого пионерского задора и пыталась серьезно, по-честному объяснить, за что мы Путину благодарны. А может, сказалось подавленное состояние. Словом, вышло как вышло. Дальше началась параллельная и не слишком связанная с записью ролика история, когда вы, мои друзья, ничего мне не сказав, решили меня спасти. Вот после этой истории, как мне кажется, родился миф о том, что меня пытали.