Анатолий Марченко - Мы здесь живем. Том 2

Молча сел я на стул. Стал ждать. Говорить что-либо, спорить, спрашивать было так же противно, как и смотреть на равнодушную физиономию капитана.

— Мы пересмотрели наше решение о надзоре над вами, и решено надзор…

— Слышал это от вас, час назад тут же, на этом месте.

Я даже не разобрал смысл фразы, не осмыслил ее всю, а только отреагировал на равнодушный тон капитана.

— Надзор с вас снимается, — закончил он так же равнодушно.

Это меня возмутило. Казалось бы, радуйся, дурень, и чеши подальше, пока в третий раз не передумали.

— Вы ж мне час назад объявили совсем обратное! — взъярился я на капитана.

— Вы недовольны? — Тупое равнодушие чуть осветилось чем-то вроде улыбки.

— Я могу уйти?

— Сначала ознакомьтесь с документом. Распишитесь, что вам объявлено.

Он протянул мне через стол бумагу, и я, ознакомившись, расписался.

— Все? — нетерпеливо спросил я.

— Нет.

«Опять что-нибудь неожиданное, — подумалось мне, — и не может быть, чтобы снова в мою пользу».

— Мы вот забыли своевременно выдать Ларисе Иосифовне ее справку. Не возьметесь ли вы передать ей? Вы ведь с ней увидитесь?

— Смотря какую справку.

Он протянул мне синюю справку того же формата и почти той же формы, что и моя справка об освобождении. Я прочитал ее быстро и охнул про себя: в ней говорилось, что Лариса была освобождена по приговору Мосгорсуда из зала суда. Такую фальшивку было бы непростительно выпускать из рук. Но почему ее решили выдать? И почему именно мне?

Я не стал тут решать этих вопросов, забрал справку и вышел.

После этого я позвонил в Москву и родителям.

В несколько дней рассчитался с работы, оформил продажу дома своим соседям и, простившись с друзьями по Чуне, вылетел в Тайшет.

Из Тайшета поехал в первую очередь в Джамбул к родителям.

И опять же всю дорогу чувствовал я присутствие стукачей.

Только в Джамбуле, как мне казалось, они меня оставили в покое.

Около двух месяцев я пробыл в доме у родителей.

Но оставаться в Средней Азии на жительство, даже у родителей, мне не хотелось. Это для меня были совершенно чужие края. Меня тянуло в среднюю или центральную европейскую часть России.

Простившись с родителями, я вылетел прямым рейсом Джамбул — Москва и через четыре часа прибыл в Домодедово.

Много друзей у меня в Москве, еще больше знакомых и не знакомых мне доброжелателей. Многим, очень многим я обязан тем, что вырвался на свободу. Это их внимание, внимание активное, вместе с активностью многих людей и организаций Запада укрощали чрезмерные желания властей.

Но я не хотел по прибытии в Москву объявляться всем. Мне не хотелось привлекать к себе большого внимания властей, дразнить их попусту. Я приехал с намерением устроиться на жительство где-нибудь в ближайшей от Москвы области. И должен был скрывать это от окружающих и властей, чтоб не навредить делу.

Лишь с узким кругом людей виделся я тогда в Москве. С теми, кто по моей просьбе никому не сообщал, что я в Москве. Я не исключал, что ГБ проследило за моей поездкой в Москву, хотя я и выехал от родителей внезапно и скрытно. И все же я решил не афишировать свое пребывание в Москве. Я не прятался, не скрывался, жил, как все москвичи, но только избегал визитов сам и визитеров к себе. Избегал компании.

Да и некогда было. Надо было срочно искать жилье, а для этого нужно ездить, ходить, искать.

Я наезжал в Москву дня на два-три, отдыхал от мытарств и снова ехал по какому-нибудь адресу в какую-нибудь область.

Сколько исколесил, сколько обходил пешком, и везде отказы и отказы под разными предлогами.

Дошла очередь и до Калининской области. Туда мы решили ехать вдвоем с Ларисой. Опыт показал, что частники охотнее пускают на квартиру семейных, чем холостых мужчин. Хотя и к семейным тоже не одинаковое отношение: с малолетними ребятишками не пускают.

Нам предстояло добраться до деревень, что расположены вдоль берега Волги напротив Конаково. В летнее или зимнее время проще было бы доехать до Конаково прямой электричкой или автобусом. От Конаково же можно было бы переправиться на противоположный берег летом на лодке, а зимой — перейти по льду. Но сейчас стоял конец апреля, и Волга должна была вот-вот тронуться. Переходить ее по вспученному льду было уже опасно. Мы решили поехать через Калинин.

Но все оказалось гораздо сложнее, чем мы предполагали. Приехав с железнодорожного вокзала на автовокзал, мы узнали, что из-за весенней распутицы многие дороги в области пришли в негодность и сообщения с целыми районами нет. Тут же мы прочитали и расклеенные объявления, в которых об этом предупреждались пассажиры. В этих объявлениях сообщалось также, что по той же причине и самолеты на местных авиалиниях не летают — вышли из строя взлетно-посадочные полосы.

Вокзал оказался забит людьми так, что ни присесть, ни даже притулиться к стенке было невозможно. Обсудив создавшееся положение, мы с Ларисой решили добираться до назначенных мест как придется. Среди застрявших пассажиров мы нашли таких, кто из тех мест, куда мы добираемся. Порасспросив их, мы выяснили, что мы можем половину пути проехать автобусом, а дальше добираться попутным транспортом или пешком. А «попутным транспортом» может быть только лошадь или трактор-молоковоз. После обеда мы выехали рейсовым автобусом, который вообще-то ходит от Калинина до райцентра Рождествено. Теперь же он идет только половину пути. Дорога была отвратительной, и битком набитый автобус кидало и подкидывало так, что через час такой езды у людей болели все внутренности. И это несмотря на аккуратность водителя, который вел автобус осторожно и буквально с куриной скоростью. Часа через два мы въехали в большое село. Автобус остановился, и водитель объявил, что дальше он не поедет: «Досюда и то еле-еле добрался, а дальше вообще дороги нет». Под такое напутствие пассажиры стали выходить из автобуса, и нам ничего не оставалось, как последовать за всеми.

Село гуляло: была Пасха. По улицам, еще грязным и местами непроходимым, шатались подвыпившие компании из мужчин и женщин. Из многих домов доносились песни, гармошки, смех и ругань. Мы попытались узнать о транспорте до села Устье, но от полупьяных прохожих слышали одно и то же: сегодня ничего не будет, праздник. Только древние старушки, сидя на завалинках и греясь на солнышке, составляли трезвую часть населения. Но и они нам ничего утешительного сказать не могли. Оставалось рассчитывать только на собственные ноги. От этого села нам предстояло добираться до райцентра Рождествено. Хотя рейсовые автобусы здесь и не ходили, но дорога казалась сносной, даже лучше той, по которой мы ехали первую половину пути. И лишь местами попадались непролазные участки. Шли мы весело и часто шутили, вспоминая Русь-тройку и быструю езду, которую так любит русский человек.