Анатолий Марченко - Мы здесь живем. Том 2

— Это раньше за квартирантов держались, — разъяснила нам совсем древняя на вид старушка во всем черном, — а теперь не пускает никто. Сейчас пенсии стали получать и в колхозе.

— Пенсии хоть и до смешного малы, но кому дети из города помогают, а кто и сам еще свое хозяйство держит, вот и хватает, — поддержала ее более молодая и довольно еще крепкая на вид соседка.

Она держала свой крупный подбородок на кистях рук, которые лежали на конце палки. Потом она оторвала подбородок и руки от палки и, чертя что-то невидимое нам ее концом у себя под ногами, закончила:

— Много ли нам теперь надо? На кусок хлеба, и все. А с квартирантами тоже еще какие попадутся, а то намучаешься…

Кое-что и о работе мы узнали от них же. Работать можно только на ферме. Сами они в большинстве своем давно уже не работают. А раньше все работали доярками — это когда здесь еще не было совхоза, а был колхоз.

— Мы уж свое отработали. Считай, лет по пятьдесят, а кто и больше. — Снова заговорила та, что выглядела еще крепкой. — Это уж когда совсем некому коров подоить, то выйдем. Скотину жалко, она ж бессловесная.

Надвигалась ночь, и мы решили попроситься к кому-нибудь из них переночевать. Но они от нас избавились, направив к какой-то Анне, живущей с мужем и детьми в одном из новых домов, только что выстроенных совхозом недалеко отсюда. Мы немало подивились этому, так как обычно в деревнях охотно пускают переночевать запоздавших путников. Тем более многие, как оказалось потом, жили одиноко в больших домах. Мы согласны были заплатить и за ночлег, и за ужин, если что дадут. То ли тут так принято всегда было, то ли их когда-то напугали такие вот прохожие, как мы? Нам казалось, да так оно и есть на самом деле, что вообще-то люди в деревне более человечны и доверчивы, чем в городе.

Нам ничего не оставалось делать, как поторопиться по указанному адресу к неизвестной нам Анне-доярке. К двум новым домам подошли уже в темноте. Оба дома были двухквартирными и построены из светло-серого кирпича. У одного все еще не было окон, значит, он еще не был отделан изнутри. Другой был жилым, но только одной половиной, в которой и жила Анна. Вторая же квартира была пустой, и за ее отделку еще и не принимались.

Через темные сени мы на ощупь отыскали дверь в квартиру и постучали. На наш стук отозвался детский голосок. Это оказался младший сын Анны — мальчик лет семи-восьми. Он с чем-то возился на полу, в сумерках нам не было видно, с чем именно. Воздух в квартире был пропитан запахом не убранной долгое время посуды и варящейся на плите бурды — помоев для кур и поросенка. Вообще было ощущение такое, что мы попали не в человеческое жилище, а на скотный двор. И мы не ошиблись. Здесь же, в соседней комнате, смежной с кухней, похрюкивал поросенок.

Узнав от мальчика, что родители все еще на работе и должны скоро прийти, мы решили обождать их прихода где-нибудь, но только не здесь. Не от брезгливости мы бежали, нет. На улице уже стало довольно холодно, и мы бы предпочли все же быть под теплой крышей, по соседству с поросенком. Просто было неудобно оставаться в чужом доме без разрешения хозяев. Да и мальчик мог нас побояться: ведь мы для него совершенно незнакомые люди.

На улице нам некуда было податься. Мы обошли дом вокруг и решили осмотреть внутреннюю планировку новейшего сельского дома. Оказалось, что не так уж плохо он спланирован. Каждая квартира состояла из четырех комнат: кухни средних размеров, гостиной в 15–16 квадратных метров и еще двух маленьких, метров по 9-10, комнаток. Квартира, в которую мы вошли, изнутри еще и не начинала отделываться. Даже пол был настелен только в двух комнатах. В будущей кухне стояла на земляном полу железная бочка — печка. Это еще строители обогревались, да так и оставили. Кругом было полно строительного мусора и щепок, и мы решили разжечь печку. Мы рассчитывали согреться и посидеть до прихода Анны с огоньком, чтобы было веселее. Растопив печь, мы стали затыкать чем придется единственное в комнате окно. Дверь, к нашему счастью, была уже навешена. В комнате скоро стало тепло, и мы уже не так беспокоились о ночлеге. Несколько раз мы проверяли, не пришла ли Анна, но мальчик нам всякий раз повторял: «Еще не пришли», и мы снова и снова возвращались к нашему очагу. У потрескивающей и раскалившейся железной бочки мы уже мечтали и обсуждали, как можно здесь неплохо устроиться, если договориться и получить такую вот даже неотделанную квартиру. Мы рассчитывали, что при такой огромной нехватке рабочих рук могут дать и квартиру. А отделать ее можно было бы и своими силами, не дожидаясь, когда отделают совхозные строители. Жить на такой природе и на берегу самой Волги — это же наша давняя мечта!

В одну из таких минут, когда мы обсуждали возможность моего устройства здесь, вдруг кто-то вошел в сени и нам слышно было, как вошедший пробирается в темноте к двери. Мы приготовились держать ответ за самовольный захват квартиры и за огонь в печке перед каким-нибудь начальством или сторожем. Я не стал ждать, когда человек впотьмах нащупает ручку, и открыл дверь сам.

На пороге, в отблесках прыгающего пламени из неплотно прикрытой дверцы печки, стояла женщина во всем сером. Из-за полумрака и пламени, часто замигавшего при открывшихся дверях, возраст женщины нельзя было определить по лицу.

— Это вы к нам заходили? — спросила она приятным голосом.

— А вы Аня, да? — спросили вместо ответа мы. — За стенкой живете?

Аня оказалась словоохотливой и очень приветливой женщиной лет тридцати — тридцати двух. Она даже не дослушала нас до конца, а только поняв, что нас старушки не пустили переночевать, сразу же потащила к себе.

В квартире у них уже горела керосиновая лампа, а муж, незавидный и малорослый мужичок лет под сорок, растапливал печь. Он не был таким разговорчивым, как его жена, но не от недоброжелательства к нам, а просто по характеру. Аня в двух словах рассказала ему про нас, и они вместе неодобрительно высказались о местных жителях.

А она, пока готовила ужин, успела нам рассказать почти все о себе и об их жизни здесь.

Оба они искренне советовали нам не совать голову в этот хомут, то есть не устраиваться ни в коем случае в совхоз.

— Нам податься некуда, — пожаловался как бы муж, — вот и тянем упряжку от темна и до темна.

— И дня бы здесь лишнего не задержались, если бы было куда голову приклонить. Нас никто нигде не ждет, а с квартирами везде плохо. Тут вот хоромы настоящие, из-за них и держимся на месте, — поддержала хозяйка мужа.

Аня нам поведала о том, что они не местные жители, а приезжие, совершенно тут одинокие. Григорий (так звали хозяина) четыре года назад вышел из заключения и долго не мог нигде прописаться. Докатались и доездились до того, что уж и без копейки денег остались, и никакого просвета на будущее. А в эту дыру взяли без всяких расспросов и запросов. Даже квартиру дали сразу. Теперь вот в новом доме поселили. И то только потому, что оба работают.