Алена Свиридова - Счастье без правил

И ничего страшного, что в образе совсем юной Ассоль на берегу буду стоять я, женщина трудной судьбы и не первой молодости. Ничего. Этого издали не заметно.

К тому же у меня много других достоинств.

Черное море – родное. Родное на таком глубинном уровне, что хочется плакать, когда после долгой разлуки ты входишь в теплую, ласковую воду. «Здравствуй, Море. Я люблю тебя. Ты тоже любишь меня. Ты моя праматерь. Что-то во мне так хорошо помнит, что я – из тебя, что ты – моя кровь, что только в тебе я растворяюсь и рождаюсь заново, как при крещении, когда отпускаются все грехи. Мы все еще связаны пуповиной, и никто так и не перегрыз ее, видно, в масштабах вселенной, я только недавно выбралась на берег. Жабры, как темечко у младенца, уже заросли, а хвост – остался».

– Цепи кораблей гремя-ат в порту-у. Верят корабли в мою-у мечту – у, – пела в детстве.

Море – это моя мечта. Причем та, которую не нужно стремиться воплощать, потому что мне самой непонятно, как ее можно воплотить. Я даже не знаю, как сказать словами, чтоб не было банально. Ну, может, я просто верю в его магическую силу, в то, что оно меня тоже любит, лечит и лелеет. Когда я приезжаю, Море по вечерам баюкает меня, свое неразумное дитя, запаршивевшее, с ободранными коленками и никуда не годной головой.

– Ничего, ничего, сейчас мы тебя вымоем, вылечим, заштопаем твою прохудившуюся ауру, а что у нас с мозгами? У-у, сколько же дряни в голове, ну, не бойся, не бойся, все будет хорошо.

И я не боюсь. Часами болтаюсь в сине-зеленой воде. Просто лежу на спине, раскинув руки, как морская звезда, и не тону. Можно еще положить руки под голову, тогда вообще ощущение, как дома на диване. Сверху меня тепло укрывает солнце, и даже крики отдыхающих не портят картину.

Мы – вдвоем. Я и Море. Хотя нет, Солнце, без сомнения, третья часть нашей семьи, я его тоже безумно люблю. Мы опять все вместе, какое счастье! Солнце я вижу, конечно, гораздо чаще, чем Море, хотя в Москве оно бывает так редко. Ему, видно, тоже там неуютно – зелени мало, воздуха мало, да и тот наполовину состоит из выхлопных газов. Так что летом оно злится и раскаляет город докрасна. От асфальта поднимаются дрожащие миражи, в узких переулках горячий воздух можно резать ножом, как бисквитный торт. Горят торфяники, сквозь дым просвечивает кровавый солнечный диск.

– Welcome to Hell, busturds! Я вам покажу кузькину мать. Нечего все застраивать и при этом не посадить ни одного дерева, нечего выпускать и продавать такие вонючие машины.

А зимой Солнце в Москве даже не появляется. Но все равно я его люблю и согласна терпеть все его капризы. Пусть, делай, что хочешь, только не уходи!

Но это в Москве. А здесь все по-другому. Я очень люблю Крым. Я здесь родилась. В городе-герое Керчи, в поселке Аршинцево, который расположен несколько на отшибе и как бы отдельно от города.

Летом жара и полно курортников. Уже поспел первый виноград, а на деревьях, готовые каждую минуту упасть, еле висят сочные, огромные персики. Кое-где, на самых верхних и труднодоступных ветках, еще остались абрикосы. Узловатые помидоры так пахнут солнцем и нагретой сухой землей, что кружится голова. Все это растет у бабушки в огороде. Я самая старшая внучка. Кроме меня, еще есть близнецы, толстенькие купидончики Наташа и Андрюша и совсем малявки – мой кроткий брат Леша и его одногодка, хмурая Галка. Соответственно мой отец самый старший из бабушкиных детей. Он – военный летчик, высокий и красивый, со слегка вьющимися русыми волосами. Средняя дочь – Таня – брюнетка, очень похожа на дедушку орлиным носом. Самая младшая – красавица Даша, с длиннющей косой золотисто-русых волос. Когда она их распускает, моя мама вздыхает: «Руно! Настоящее Золотое Руно». Даша тоже слегка похожа на дедушку легкой горбинкой носа и какою-то неуловимой нерусскостью. И не удивительно. Дедушка и вся семья, кроме моего отца, носит очень романтическую греческую фамилию Эмеретли, произносится все через «э», Эмэрэтли. Только мы с папой, мамой и Лешей – Леоновы.

Не так давно выяснилось, что у меня был другой дедушка Слава, первый бабушкин муж, его убили на войне, и бабушка вышла замуж второй раз за дедушку Игоря Эмеретли. Сразу же родились Таня и Даша. Леонова тоже неплохая фамилия, но, к сожалению, без привкуса античности, так что я испытываю легкую зависть к своим теткам. Бабушку Клаву я очень люблю. Она такая мягкая, уютная, черноглазая, с легким перманентом и рубиновыми сережками в ушах. Часто мне поет: «Ты ласточка моя, ты зорька ясная, ты самая моя огнеопасная». На голове у нее почти всегда красная японская газовая косынка, невесомая, с золотыми нитями, подарок дяди Бори, дедушкиного брата, настоящего моряка. Дядю Борю я никогда не видела, потому что он все время плавал, а когда не плавал, то жил в Севастополе. Еще толком не умея писать, я написала ему письмо: «Дорогой дядя Боря! Привези мне, пожалуйста, обезьянку». В то, что он привезет, я еще долго верила, но потом повзрослела и перестала.

Бабушка Клава очень вкусно готовит. Особенно так называемый соус. Это когда мясо и все, существующие на данный момент, овощи отдельно обжариваются, а потом все вместе тушится. Баклажаны, или, как их называют в Крыму, «синенькие», кабачки, болгарский перец, морковка, картошка, стручковая фасоль, лук и помидоры. В конце много зелени и чеснок. Папа себе отдельно в тарелку обязательно добавляет жгучий перец.

А еще я очень люблю свежую баклажанную икру. Ее обычно делают в огромной эмалированной миске, больше похожей на таз. Баклажаны запекают в духовке, а все остальное – помидоры, перец, лук, зелень и чеснок, в свежем виде рубят ножом, перемешивают с баклажанами и в самом конце заправляют подсолнечным маслом, которое пахнет жареными семечками. Такая икра долго не хранится, поэтому к тазику садится вся семья, разрезается белый кирпичик хлеба, и вечером все дружно пахнут чесноком, луком, летом и счастьем.

Я люблю крутиться около взрослых, слушать их разговоры и есть персики. Это дом моего отца, здесь он вырос, там родились Таня и Даша, и туда принесли из роддома меня. Настоящее родовое гнездо. Дальше уже я наблюдала, как ползают по манежу, как щенки, и сосут из бутылочек двойняшки Наташа и Андрюша.

Утром я с замиранием сердца жду, когда же, наконец, все соберутся, и мы пойдем на пляж. Но во дворе так хорошо, что все, не торопясь, завтракают за круглым, зеленым деревянным столом под навесом, увитым виноградом «изабелла». Я хмуро сижу на теплой, шершавой от бесчисленных слоев краски зеленой скамейке и канючу: «Ну пойдем скорее на море! Ма-а, когда мы, наконец, пойдем?»

С маской и трубкой в руках я изнываю от ожидания. На голове у меня войлочная сванская шапочка, отделанная красно-белыми шнурками с кисточками. Мама привезла ее из Домбая, куда я страстно мечтаю попасть. На шапке около пятнадцати значков, отображающих географию Советского Союза. Все обращают на меня внимание, когда я в этой шапке.