Александр Ливергант - Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

Скажем сразу, что не только на студенток, но и на многих критиков, представителей сильного пола в первую очередь, репутация и возраст Вулф «не произвели слишком большого впечатления». Любитель женщин, но никак не сторонник их борьбы за равные с мужчинами права, Клайв Белл счел, что Вирджинии больше удается воображаемый мир, нежели реальный. Зато представительницы слабого пола, как и следовало ожидать, высоко оценили «Свою комнату» и стремление Вулф бросить вызов «холодному мужскому миру», относящемуся к женщинам «с презрением и безразличием» [166] «Дневник писательницы». С. 353–354. 6 октября 1939 г. .

Особенно высоко – одна представительница слабого пола, хотя понятие «слабый пол» к семидесятидвухлетней Этель Смит с ее жизненными принципами, лучше всего выраженными в восклицании «Пусть будут знамена и музыка!», приложимо едва ли. Невероятно энергичная, предприимчивая, увлекающаяся, меломанка и суфражистка (автор «Женского марша»), Этель Смит познакомилась с Вирджинией в январе 1930 года: миссис Смит пригласили вести на Би-би-си программу «Точка зрения», а она, в свою очередь, пригласила участвовать в программе В.Вулф (которая, как вскоре выяснилось, еще двадцать лет назад слушала ее оперу «Разрушители» – Смит не только любила слушать музыку, но и ее сочиняла). Познакомилась – и тут же влюбилась в Вирджинию без памяти, чего и не думала скрывать.

«Мне кажется, я не любила никого сильнее, полтора года я не могла думать ни о чем другом», – с присущей ей аффектацией признавалась впоследствии Этель Смит.

Полюбила – за «красоту, изумительный голос и за обаяние, которое не передать словами». Не раз повторяла, что, познакомившись с Вирджинией, испытала такое же чувство, что и впервые услышав музыку Брамса.

Это, впрочем, не помешало ей оставить довольно нелицеприятный, трезвый (и оттого очень ценный для нас) портрет писательницы – еще один в череде многих:

«По-моему, у нее имеются очень серьезные недостатки. Поглощена собой и (что не удивительно) ревниво относится к чужим литературным успехам… Не великодушна, более того, неспособна понять, что такое великодушие; в других, однако, это качество ценит. Например, в Вите, единственном человеке, которого она, не считая Ванессы Белл и Леонарда, по-настоящему любит. Интеллектуально она крайне заносчива, вместе с тем свой собственный огромный дар ставит невысоко. Ее прямота поражает меня. Она не смогла бы изменить истине даже ради спасения вашей или своей собственной жизни. О религии она не имеет решительно никакого представления. Ее взгляды на религию, равно как и взгляды всех этих блумсберийцев, совершенно смехотворны. Точно так же, как и взгляды политические. Они всех аристократов считают людьми глупыми и ограниченными и глотают весь вздор и предубеждения, которыми их кормят лейбористы».

Любовь – по крайней мере поначалу – никак нельзя было назвать взаимной.

«В меня влюбилась семидесятилетняя старуха, – записывает Вирджиния в дневнике. – Это ужасно, жутко и в то же время очень грустно. Ощущение такое, будто я оказалась в щупальцах гигантского краба».

И Вирджинию можно понять: от ее новой подруги, как говорится, спасу не было. Она требовала, чтобы Вирджиния отвечала на ее письма, да и сама писала ей по нескольку раз в день. Сердилась и обижалась, когда Вулф «осмеливалась» не ответить, или отказывала ей во встрече, или, уж тем более, не являлась «без уважительной причины» на ее премьеру: Этель писала музыку к спектаклям, например, к балету “Fкte galante”, костюмы для которого рисовала Ванесса. Она могла в любой момент, без предупреждения, заявиться к Вирджинии с визитом, даже если хозяйке дома нездоровилось и принимать гостей она была не расположена.

«Дайте мне на вас взглянуть, – говорила ей Этель зычным голосом (была глуховата), решительной походкой входя в комнату и присаживаясь у ее постели. – Я захватила тетрадь и карандаш, меня интересует родословная вашей матушки».

И эти визиты никак нельзя было назвать мимолетными. Этель подолгу не уходила, бесконечно пила чай, безостановочно болтала (чревоугодие прекрасно сочеталось у нее с чревовещанием) и мучила Вирджинию (которая проявляла ангельское терпение) предлинными историями из своей многотрудной жизни. А также – бесконечными вопросами; задавались вопросы, десятки вопросов, и в многостраничных письмах.

Имелись вопросы и, так сказать, личного характера: Этель Смит была не только настырна и не слишком хорошо воспитана, но и ревнива, и страсть как любила выяснять отношения, чего Вирджиния, напротив, терпеть не могла. В своей биографии Вирджинии Вулф Квентин Белл приводит следующий диалог:

«– Знаете, Вирджиния, мне не слишком нравится, что вас любят другие женщины.

– Это означает, что вы влюблены в меня, Этель.

– Я никогда никого так сильно не любила… Я не хотела вам говорить. Но мне недостает любви, не могу жить без глубокого чувства, без привязанности. И вы можете этим воспользоваться».

В отличие от Этель Смит, Вирджиния не была обделена любовью по крайней мере трех человек – Леонарда, Ванессы и Виты. Глубокого чувства к пылкой подруге преклонных лет, старше ее на четверть века, она, конечно же, не испытывала; переносить старуху в больших количествах было и в самом деле нелегко, Вирджиния от нее уставала, и не только Вирджиния, но и Леонард, с самого начала невзлюбивший говорливую, взбалмошную гостью. И всё же со временем Вирджиния к Этель привязалась, научилась терпеть «гигантского старого краба» – в малых дозах.

Этель Смит вела в высшей степени здоровый образ жизни: безвыездно жила за городом – на беду, не слишком далеко от Родмелла; играла в гольф, каталась на велосипеде и верхом, охотилась. А в свободное от спортивного досуга время сочиняла музыку и писала бесконечные письма подругам. Отличалась не только энергией и решительностью (Вирджиния говорила, что нет такого быка, которого Этель не могла бы взять за рога), но и эпатажным поведением. В любую минуту могла изменить свои планы, а также поменять взгляды на прямо противоположные. Могла явиться в концертный зал в костюме для верховой езды, могла, дирижируя оркестром, переломить дирижерскую палочку, сочтя ее слишком длинной.

Вирджинии, когда та болела, присылала цветные открытки с изображением больной обезьянки. Искренне считала, что все болезни подруги выдуманы и что ее головные боли – следствие… больной печени. Нарядившись в небесного цвета кимоно и водрузив на голову парик, мисс Смит регулярно посещала публичные выступления Вирджинии, в особенности же любила бывать на ее лекциях по женскому вопросу. «Своя комната» произвела на нее, по ее собственным словам, «неизгладимое впечатление».