Джеймс Коми - Высшая степень преданности. Правда, ложь и руководство

— Господин Президент, мы не можем этого сделать. И неделями говорили об этом.

Я выждал паузу, сделал вдох, а затем вышел за рамки своей роли юриста, чтобы дать президенту политический совет. — «И, господин Президент, мне кажется, я должен сказать кое-что ещё. Американцы выйдут из себя, когда узнают, чем мы занимались».

Он впервые казался раздражённым. «Позволь мне волноваться об этом», — резко ответил он.

— Да, сэр. Но я подумал, что это надо было сказать.

Он сделал паузу, и я знал, что наш разговор подходил к концу. Как я сказал в среду вечером его главе аппарата, я не верил в угрозу отставкой в качестве способа выиграть спор. Я считаю, что спор должен вестись по существу дела, а затем люди могут решить, стоит ли уходить после его разрешения. Всегда напоминает жульничество сказать, что вы забираете мяч и идёте домой, если всё не будет по-вашему.

И всё же, я хотел найти способ помочь Бушу. Этот человек, который мне нравился, и которому я желал успеха, казалось, не понимал, что надвигается буря. Всё руководство Министерства юстиции собиралось уйти, и как раз тогда, когда он вёл кампанию по переизбранию. Подобный мятеж не случался даже в худшие дни Уотергейта. Мне нужно было сказать ему, предупредить его, но я не хотел нарушать своего правила. Так что неуклюже попробовал зайти с другой стороны.

— Вам следует знать, что Боб Мюллер собирается этим утром подать в отставку, — сказал я.

Он снова сделал паузу. — «Спасибо, что сказали мне это». — Он протянул руку и показал мне обратно через Овальный кабинет. Я миновал часы и немедленно отправился вниз по лестнице, где на нижнем уровне Западного крыла стоял, дожидаясь меня, Боб Мюллер. Я только было начал передавать свой разговор с президентом, как подошёл агент Секретной службы и сказал, что президент хочет немедленно видеть Мюллера наверху.

Боб спустился примерно через десять минут. Мы вышли к его бронированному «Субурбан» и забрались назад. Он попросил водителя выйти. (Позже водитель рассказал мне, что знал, что что-то происходит, потому что впервые за десять лет вождения его попросили выйти). Он сказал мне, что они с президентом по большей части обсудили те же вопросы. Боб подтвердил ему, что не сможет оставаться директором при данных обстоятельствах, и умолял президента прислушаться к нам. Президент ответил распоряжением: «Скажи Джиму делать то, что нужно, чтобы привести всё к устраивающему Минюст виду».

Это всё, что было нам нужно, приказ президента. Тем самым мы обходили вице-президента, Карда, Гонсалеса, и даже Эддингтона, с его полным секретных указов сейфом. Мы направились обратно в Министерство юстиции, где провели брифинг для своих старших сотрудников. Нашей первой задачей было посвятить больше хороших юристов. Тед Олсон готовился к прениям в Верховном Суде, так что к команде добавили его заместителя, Пола Клемента, наряду с несколькими из тех блестящих монахов из Юрисконсультской службы. К команде присоединились юристы ЦРУ и АНБ. Эддингтон не смог помешать нам расширить круг.

Команда работала все выходные, чтобы сформировать новый проект президентского указа, который сузит масштабы полномочий АНБ. Я решил направить в Белый дом секретную докладную, суммирующую проблемы и наши рекомендованные поправки. Она навсегда попадёт в президентский архив, и в официальном порядке ответит на президентское распоряжение Мюллеру; в этой записке было задокументировано всё, что требовалось сделать, чтобы Минюст всё устроило. Это был резковатый ход, так как создавал постоянную и полную запись всего, что было вне закона, но теперь и было время стать резковатым. Голдсмит с Филбином передали докладную Гонсалесу из рук в руки у него дома поздно вечером в воскресенье. Это по-настоящему взбесило некоторых в Белом доме.

Во вторник мне позвонил Гонсалес сказать, что из Белого дома к нам вернётся записка. Он попросил меня не реагировать слишком остро и сказал, что Белый дом нацелен на работу с нами. Не знаю, слишком ли остро я отреагировал, но конечно же я отреагировал, и самым решительным образом. Та записка являлась большим средним пальцем, и явно была написана Эддингтоном. В ней говорилось, что мы во всём ошибались, и действовали нецелесообразно, узурпировав президентскую власть. Она отклоняла все предлагаемые нами изменения, заявляя, что они не являются необходимыми с юридической и фактической точек зрения. В ней не было ни слова о том, что наши матери — шлюхи, но с тем же успехом вполне могло бы быть.

Я достал своё прошение об отставке и изменил дату на 16 марта. К чёрту этих людей. Они просто забили на президентское распоряжение Бобу Мюллеру и сохраняли незаконный указ. Я сказал руководителю аппарата Эшкрофта, что подаю в отставку, снова. Он попросил меня обождать. Он был уверен, что Эшкрофт захочет уйти вместе со всеми остальными, но всё ещё был слишком болен. Не могли бы мы дать ему несколько дней, чтобы набраться сил? Конечно. Я убрал прошение обратно в ящик стола.

Через два дня без какого-либо уведомления президент подписал новый указ. Он включал в себя все затребованные нами изменения. Все те изменения, что письмо со средним пальцем называло излишними. В указе говорилось, что президент внёс эти изменения по оперативным причинам. Не потому, что мы сказали, что он должен, или что этого требовала наша интерпретация закона. Это было ребячеством, но нам на самом деле было всё равно. С этим указом программа теперь была там, где Юрисконсультская служба могла сформулировать рациональные аргументы в её поддержку, и она так и поступила в докладной записке, которую Голдсмит, Филбин и новые члены команды закончили в начале мая.

Кризис из-за «Звёздного Ветра» окончился.

Теперь всё станет по-настоящему сложно.

В апреле 2004 года, пока Джек Голдсмит со своей командой в Минюсте всё ещё старались поставить на прочную правовую основу программу слежки АНБ, достоянием общественности стали отвратительные фотографии дурного обращения с заключёнными в Абу-Грейб, военном следственном изоляторе США в Ираке. На фотографиях были изображены несколько американских военнослужащих, ужасным образом жестоко обращавшихся с иракскими заключёнными. Иракских задержанных ставили в унизительные позы — на некоторых фотографиях заключённые были в капюшонах и без одежды; одной из самых запоминающихся стала та, на которой раздетые люди были штабелированы друг поверх друга, образовывая пирамиду из обнажённых тел. Были фотографии злых собак, которых натравливали на закованных в наручники заключённых, и другие, на которых американские солдаты издевались и смеялись над уязвимыми задержанными.