Джеймс Коми - Высшая степень преданности. Правда, ложь и руководство

И тут Джон Эшкрофт сделал нечто, удивившее меня. Он на локтях приподнялся на кровати. Его усталый взгляд был прикован к людям президента, и он открыл беглый огонь по Карду и Гонсалесу. Он сказал, что его ввели в заблуждение насчёт рамок программы слежки. Он высказался, что ему давно отказали в правовой поддержке, в которой он нуждался, своими требованиями к сокращению числа «посвящённых». Затем он сказал, что теперь, когда он это понимает, у него есть серьёзная обеспокоенность в отношении правовой основы частей программы. Выбившись из сил, он откинулся на подушку, тяжело дыша. «Но сейчас это не имеет значения», — сказал он, — «потому что я не генеральный прокурор». — Вытянутым пальцем дрожащей левой руки он указал на меня. — «Вот генеральный прокурор».

Палата погрузилась в тишину на несколько ударов сердца. Наконец, Гонсалес произнёс два слова: «Будьте здоровы».

Не глядя на меня, двое мужчин повернулись к двери. Когда их головы отвернулись, Джанет Эшкрофт сморщила лицо и высунула им вслед язык.

Примерно пять минут спустя, после того, как Кард и Гонсалес покинули здание, в палату вошёл Боб Мюллер. Он наклонился и очень лично заговорил с Эшкрофтом — настолько лично, что очень удивил бы всех, хорошо знавших стоического Мюллера.

— В жизни каждого человека настаёт время, когда Господь испытывает его, — сказал он Эшкрофту. — Сегодня вечером ты прошёл своё испытание. — Эшкрофт не ответил. Как тем вечером записал у себя Мюллер, он обнаружил генерального прокурора «ослабленным, едва способным говорить, и явно напряжённым».

Этот момент тяжело подействовал на меня. Моё сердце бешено стучало. Я ощущал лёгкое головокружение. Но услышав ласковые слова Боба Мюллера, я готов был расплакаться. Закон восторжествовал.

Но Гонсалес с Кардом ещё не закончили со мной. Один из агентов позвал меня во временный командный центр, устроенный ФБР в соседней палате. Кард был на телефоне, и руководитель аппарата президента, всё ещё на взводе после общения с Эшкрофтом, был зол. Он приказал мне немедленно ехать к нему в Белый дом.

Я был настолько раздражён попыткой манипулировать больным, возможно умирающим человеком, чтобы нарушить закон, что больше не мог сдерживаться. — «После того поведения, свидетелем которого я только что был», — сказал я Карду, — «я не буду встречаться с вами без свидетелей».

Он распалился. — «Какого поведения?» — запротестовал он. — «Мы там были, лишь чтобы пожелать ему выздоровления».

Эта ложь была ядом, но я не собирался отвечать на вызов. Я снова повторил, медленно и спокойно: «После того поведения, свидетелем которого я только что был, я не буду встречаться с вами без свидетелей». — И затем добавил, так как это только что пришло мне на ум, — «и я имею в виду, что этим свидетелем будет генеральный солиситор [23] Глава Отдела генерального солиситора в Министерстве юстиции. Представляет исполнительную власть в Верховном суде по всем категориям дел, затрагивающим интересы США в целом и от имени правительства осуществляет надзор за ведением тяжб во всех апелляционных судах. — прим. перев. Соединённых Штатов».

— Вы отказываетесь приехать в Белый дом? — спросил явно растерявшийся Кард.

— Нет, сэр. Я приеду, как только смогу связаться с генеральным солиситором, чтобы он поехал со мной. — Звонок был завершён. Я подумал о Теде Олсоне, генеральном солиситоре, по той же причине, по которой ранее подумал о Бобе Мюллере. Как и с Бобом, мы с Тедом не были друзьями, но я любил и уважал его; что важнее, как и президент с вице-президентом. Мне нужен был его авторитет, его вес у них. Я также не сомневался, что он увидит те же правовые вопросы, что и мы, если вице-президент пустит его в круг. Я позвонил Олсону, который также был на ужине. Он согласился немедленно встретиться со мной в Министерстве юстиции, и сопроводить в Белый дом.

Вскоре после 11 часов вечера, когда начал накрапывать лёгкий дождик, мы с генеральным солиситором ехали в Белый дом в бронированном автомобиле службы маршалов США. Мы прошли по ковровой лестнице в офис Карда в Западном крыле, в нескольких шагах от Овального кабинета, где Кард встретил нас у своей двери, попросив Теда Олсона подождать снаружи, пока он переговорит со мной. Кард выглядел успокоившимся, так что мои инстинкты подсказали мне не упираться, чтобы Олсон находился в комнате.

Едва мы оказались наедине, Кард начал с того, что выразил надежду, что все успокоятся. Он сказал, что слышал «разговоры об отставках». Позже я узнал, что Джек Голдсмит попросил своего заместителя, который, как и большинство других, не был посвящён в программу, подготовить для него прошение об отставке. Заместитель предупредил друга в Белом доме, который очевидно проинформировал Карда. Руководитель аппарата мог предвидеть надвигавшуюся катастрофу в виде разрушительных заголовков и политического скандала в год выборов.

— Не думаю, что люди вообще должны угрожать уйти в отставку, чтобы добиться своего, — ответил я. — Вместо этого, — продолжил я, — им следует упорно работать, чтобы добиться чего-либо правильного по существу дела. Если они этого не могут, и проблема достаточно важна, тогда им следует уйти.

Дверь в кабинет Карда открылась. Вошёл Гонсалес. Он видел сидевшего снаружи Олсона, и пригласил его тоже в кабинет Карда. Мы вчетвером сидели и спокойно обсуждали состояние дел. Мы не пришли ни к какому соглашению, и они не объяснили, что делали у постели Эшкрофта, но эмоциональный накал спал. Мы прервались.

* * *

Годы спустя я услышал, как перенёс ту ночь мой персонал, когда столь многие из них узнали, что происходит что-то плохое, и понеслись в клинику, не зная, что на самом деле происходит. Чак Розенберг, мой руководитель аппарата, бродил по улицам вокруг клиники, но не смог найти свою машину. Он выскочил из неё и побежал в клинику, чтобы быть со мной. В спешке он не запомнил, где припарковался. В 2:30 утра он взял такси домой. Розенберг не пил алкоголь, так что его жена была озадачена его неспособностью отыскать свой автомобиль. Таинственность лишь усугубилась его объяснением, что «возможно, когда-нибудь я смогу рассказать тебе». Прошли годы, прежде чем она узнала эту историю. К счастью, на следующий день на рассвете он нашёл семейный автомобиль.

Рассказ заместителя руководителя аппарата Дон Бёртон — мой самый любимый. Около 7 часов вечера, когда босс покинул офис на ночь, она отмечалась на работе вместе с другими сотрудниками в зале на четвёртом этаже, пытаясь собрать компанию, чтобы сходить выпить. После того, как ей неоднократно ответили, что все слишком заняты, она вернулась в свой кабинет, чтобы продолжить работу. Вскоре в её кабинет ворвался один из коллег со словами: «Хватай куртку, и встречаемся в гараже». «Да!» — крикнула она, и поспешила в гараж. Там её засунули на заднее сиденье набитой сотрудниками машины, и они отправились в мучительную, но безмолвную поездку в Университетскую клинику Джорджа Вашингтона. Она закончила тем, что расхаживала вместе с коллегами по коридору от палаты Эшкрофта, понятия не имея, зачем они здесь. Она сделала последнюю попытку организовать выпивку, когда группа один за другим покидала клинику, но той ночью никому было не до веселья.