Джеймс Коми - Высшая степень преданности. Правда, ложь и руководство

«Но он — убийца», — сказал О’Райли. — «Путин — убийца».

«Есть много убийц. У нас есть много убийц», — ответил Трамп. — «Как думаете? Наша страна так невинна?»

Ответ Трампа, казалось, приравнявший агрессивный режим Путина к американской демократии, вызвал шквал критики со всех сторон. Он также укладывался в нарратив, что Трамп был слишком близок к российскому правительству, странная линия для поддержки Трампом. Я часто удивлялся, почему Трамп, учитывая многочисленные подходящие случаи осудить вторжения к соседям и репрессии — даже убийства — своих собственных граждан российским правительством, отказывался хотя бы изложить очевидные факты. Возможно, из чувства противоречия, а, возможно, в этом было что-то более сложное, объяснявшее его постоянные уклончивые ответы и оправдания Владимира Путина. Всё же, это показалось мне странным. Возможно, существовало какое-то разумное геополитическое обоснование того, чтобы не осуждать публично плохое поведение иностранного правительства в своих собственных внутренних делах. Но четырьмя неделями ранее в Башне Трампа президента, казалось, не обеспокоило, когда руководители разведывательного сообщества единодушно проинформировали его, что Россия вмешивалась, чтобы уничтожить нашу демократию, и пыталась склонить чашу весов на наших выборах. Даже за закрытыми дверями его не покоробило поведение России. Его не интересовало, что ещё могут сделать наши враги. Мы знали, что Владимир Путин беспрецедентным образом вмешивался в американские выборы, по крайней мере отчасти для того, чтобы помочь победить Трампу. Комментарии вроде сделанного О’Райли лишь подчёркивали, почему Путин хотел, чтобы на посту оказался он.

В своей задиристой манере, О’Райли бросил вызов президенту, заявив о его очевидной близости к Путину. И снова Трамп удвоил своё нежелание критиковать российское правительство.

Теперь, три дня спустя, по-видимому, ужаленный или, по крайней мере, озабоченный этой критикой, президент всё ещё кипел и оправдывался.

«Что мне делать?» — вопрошал Трамп, не обращаясь ни к кому конкретно. — «Сказать, что я не уважаю руководителя крупной страны, с которым пытаюсь поладить?»

Сперва, ни Прибус, ни я ничего не сказали. Мы бы и не смогли, даже если захотели, потому что, как всегда, Президент Трамп не оставлял другим возможности сказать. О’Райли поставил сложный вопрос, сказал он нам. «Так что я дал хороший ответ», — продолжил он, глядя на нас, практически настаивая, что не существовало другого рационального способа увидеть это. — «Действительно, это был отличный ответ. Я действительно отлично ответил».

Пока Трамп продолжал говорить, я видел, что он убеждает себя в этой сюжетной линии и очевидно считал, что убеждает и нас тоже. Конечно, я не считал вопрос О’Райли сложным, а ответ Трампа хорошим, но он и не искал ответной реакции.

Фактически, к этому времени я достаточно имел дело с президентом, чтобы суметь прочесть кто-что в поступках Трампа. Его утверждения о том, что «все думают», и что это «очевидная правда», выливаются на вас, без возражений, как это было за нашим ужином, потому что он никогда не прекращает говорить. В результате Трамп втягивает всех присутствующих в молчаливый круг согласия. С его болтовнёй по сто слов в минуту, без возможности другим встрять в разговор, я видел, как легко все находящиеся в комнате могли стать соучастниками его предпочитаемого набора фактов или заблуждений. Но, как однажды сказал Мартин Лютер: «Вы в ответе не только за то, что говорите, но и за то, чего не говорите».

Сидя там, я наблюдал, как президент выстраивает из своих слов кокон альтернативной реальности, усердно заворачивая в него всех нас. Должно быть, я согласился с тем, что у него была самая большая толпа на инаугурации за всю историю, как он утверждал на наших предыдущих встречах, потому что я не оспорил этого. Следовательно, должно быть, я соглашался с тем, что его интервью с О’Райли было великолепным, его ответы блестящими, потому что сидел там и не возражал. Но чёрт меня подери, если я собирался снова позволить проделать с собой этот трюк. И на этот раз он предоставил мне благоприятную возможность. Глядя на меня, он сказал: «Ты ведь считаешь, что это был отличный ответ?», и попытался продолжить.

Я не упустил возможности и сделал то, чего, скорее всего, никогда бы не сделал, если бы был моложе — особенно президенту Соединённых Штатов. То, чего я никогда не видел, чтобы делал кто-нибудь ещё из окружения Трампа за то ограниченное число случаев моего взаимодействия с ним. Не могу вспомнить, оборвал ли я его на полуслове, или была короткая пауза перед тем, как он пустился в следующий набор утверждений, с которыми, предполагалось, мы все согласимся, но я прервал его монолог.

«Первая часть Вашего ответа была замечательной, господин Президент», — сказал я в то время, как он переводил дыхание, глядя на меня с пустым выражением лица. — «Но не вторая часть. Мы не убийцы, как Путин».

После этого замечания Трамп совсем замолчал. В этой ярко освещённой комнате со сверкающими золотистыми шторами, казалось, по его лицу пробежала тень. Я видел, что в его глазах что-то изменилось. Жёсткость, или мрачность. В мгновение ока глаза сузились, а челюсти сжались. Он выглядел как то, кто не привык, что с ним спорят или поправляют окружающие. Он был тем, у кого, предполагалось, всё было полностью под контролем. Своим небольшим комментарием я только что вылил ушат холодной воды критики и реальности на его постыдное моральное сравнение путинских убийц с мужчинами и женщинами в нашем правительстве. И столь же быстро, как сердитое выражение пробежало по ему лицу, оно исчезло. Словно я ничего не говорил, и вообще никогда не появлялся на свет. Встреча была окончена.

Президент поблагодарил меня за то, что я пришёл. Прибус, не сказавший ни слова во время этой ссоры, проводил меня из кабинета, и ушёл без каких-либо разговоров.

Я вернулся в штаб-квартиру ФБР и рассказал членам своей команды, что, вероятно, этим поступком закончил всяческие личные взаимоотношения с президентом. Я сопротивлялся его требованию обещания верности двумя неделями ранее, а теперь я прорезал кокон, раскритиковав человека за столом. У нас не будет дружеских взаимоотношений, какие были у меня с Президентами Бушем и Обамой. Необязательно это было плохо. Директора ФБР не должны быть слишком близки к действующему президенту или его администрации — что, конечно, и было первоначальной причиной, по которой я был в тот день в Белом доме.

Тем не менее, эта встреча меня потрясла. Я никогда не видел в Овальном кабинете ничего подобного. Когда я очутился на орбите Трампа, у меня снова возникли воспоминания о своей предыдущей карьеры в качестве прокурора против мафии. Круг молчаливого согласия. Все под полным контролем босса. Клятвы преданности. Мировоззрение мы-против-них. Ложь во всём, большая и малая, на службе некоему кодексу преданности, ставившему организацию выше морали и выше правды.