Самуил Верников - Записки военного переводчика

Надо ли говорить, как рады мы были встрече — наше желание сбылось.

Выбив в конце октября 1944 года гитлеровцев из города Августова и заняв плацдарм западнее Августовского канала, наша дивизия перешла к обороне. Личный состав сразу же приступил к совершенствованию оборонительных позиций, подготовке к новому наступлению — броску в пределы Восточной Пруссии.

Много работы было в это время у разведчиков. Они непрерывно добывали сведения о системе оборонительных сооружений противника перед фронтом дивизии. Руководствуясь этими данными разведки, в тылу дивизии был построен оборонительный рубеж по типу обороны противника. Он состоял из трех траншей с ходами сообщений, дзотами и заграждениями. В этом своеобразном учебном центре прошел подготовку командный состав дивизии. Здесь же проводились батальонные тактические учения.

И вот день нового наступления.

22 января 1945 года в составе войск правого крыла 2-го Белорусского фронта наша дивизия обрушила свой удар на противника. Оборона врага была прорвана. Наступление развивалось успешно.

На командный пункт доставили первых пленных. Допрос их приходилось вести чуть ли не на ходу. Оперативная группа штаба дивизии уже готовилась к отъезду, вслед за наступающими частями.

Пленные принадлежали к различным подразделениям 131-й пехотной дивизии противника. Смысл их показаний был один: есть приказ отходить до границ Восточной Пруссии, а там закрепиться.

Наступательный порыв воинов дивизии был таков, что противник не смог закрепиться на границе, продолжал отходить на запад к городу Ликку.

Граница… Ряды проволочных заграждений, надолбы, брошенные укрепления — доты и дзоты. Поваленный пограничный столб. Большой, только что укрепленный на стене дома щит со словами на русском языке: «Вот мы и пришли, Германия!»

Дивизия шла по Германии. Безмолвные города. Брошенные хутора. Безлюдье…

Однажды вечером оперативная группа штаба дивизии остановилась на ночлег в бывшей помещичьей усадьбе. Было приказано произвести осмотр домов, прилегающих к ней.

Всюду пустынно. Раскрытые двери, брошенное впопыхах добро. Но что это? Дверь в полуподвальное помещение закрыта. Стучим. Молчание. Разведчик Воробьев светит фонариком, говорит нарочито громко, показывая на многочисленные свежие следы у дверей:

— Наверное, товарищ лейтенант, там никого нет. Надо идти дальше.

А сам ни с места. Прислушивается.

Не ошибся Воробьев. Двери с грохотом отворились. Мы схватились за оружие. Но поздно…

Мы уже были окружены и пленены. И кем? Девушками. Это были наши советские девчата, угнанные гитлеровцами из Белоруссии и с Украины. На нашу долю досталось много слов благодарности, которые, конечно, предназначались не нам, а великой нашей армии-освободительнице.

Ну а что было наше, то наше. Это я говорю об объятиях и поцелуях, которыми нас щедро одарили девушки. Ни до ни после, я думаю, ни один из нас по стольку, да еще сразу, не получал. Еле вырвались мы из этого приятного «окружения».

Как удалось спастись девушкам? Оказывается, местный «фюрер» распорядился, чтобы они уходили вместе с немцами.

Но в момент наибольшей неразберихи и паники девушки спрятались в подвал. И вот теперь были уже на свободе.

Утром попутная автомашина увезла освобожденных девчат на восток, на родину.

Этим же утром часов около десяти меня вызвал командир дивизии полковник Смирнов. Моложавый, подтянутый, сухощавый, он стоял у большого стола, склонившись над развернутой картой.

— Вот что, товарищ лейтенант, — проговорил он. — Майор Нарыжный сейчас другими делами занят. Так что вам поручение будет не совсем по переводческой части.

Тупым концом карандаша комдив скользнул по карте.

— Возьмите сани-розвальни, разведчиков, рацию. Ручной пулемет не помешает. Поедете по этому проселочку. Посмотрите, что там делается. Затем выезжайте на шоссе. Постарайтесь подобраться как можно ближе к городу Арису.

Полковник пояснил, что, по данным авиаразведки, гитлеровцы основными силами занимают оборону у Ариса. Дивизии поставлена задача — к вечеру овладеть Арисом. Наши части движутся к городу по двум дорогам. По северной идет от Ликка передовой отряд. Он ведет бой с арьергардными группами противника. По южной дороге — остальные части. Наши планы таковы: к 18 часам подтягиваем поближе к Арису артиллерию. После артподготовки штурмуем город с юга и севера. Рассказав обо всем этом, полковник добавил:

— Нам нужно яснее представить себе, где противник сейчас. Обо всем, что увидите на проселке и шоссе, докладывайте по радио.

Было около одиннадцати часов утра, когда мы двинулись в путь. На развилке дорог свернули вправо, на проселок.

Тихо переговаривались разведчики. Их было пятеро, в том числе Воробьев, или Воробей, как называли его в разведроте. По праву он считался одним из лучших разведчиков дивизии. Наше оружие: у солдат — автоматы, гранаты, ручной пулемет, у меня — пистолет.

Подмораживало. Но нам не холодно. Ноги укрывала теплая медвежья шкура, взятая в усадьбе какого-то прусского помещика.

Через час быстрой езды мы въехали в небольшую деревушку. На улицах — ни души. Тишина. Приказал осмотреть дома. Вскоре начали возвращаться разведчики. Докладывали: дома пустые, хозяева куда-то сбежали.

Не было только Воробья. Но вот и он. Подбегает стремительно, но бесшумно, как будто на нем не тяжелые солдатские сапоги, а мягкие комнатные туфли. Докладывает вполголоса:

— В домике на окраине кто-то есть. Слышны голоса. Оставили у саней ездового. Сами направились к домику, у которого побывал Воробьев.

Разведчики вскинули автоматы, я расстегнул кобуру пистолета. Дернул дверь. Она была закрыта. Нажали втроем. Дверь поддалась. Мы очутились в длинном коридоре. Мгновенно огоньки карманных фонариков упали на стены пустого коридора.

Воробьев показал на дверь справа. Сюда. Резко распахнули дверь. Разведчики осветили темную комнату фонариками. Все что угодно, но этого мы не ожидали. Комната была до отказа полна «цивильными» немцами — старики, женщины, дети.

Увидев нас, немцы вскочили. Вскинули, как по команде, вверх руки и хором, как будто давно уже отрепетировали это, закричали:

— Гитлер капут!

Мы молчали. Зрелище было тягостным и жалким. У стариков и женщин тряслись руки. До чего же запугала их геббельсовская пропаганда…

Стараясь придать своему простуженному, охрипшему голосу возможную мягкость, велел опустить руки. Затем сказал, чтобы подняли светомаскировочные шторы на окнах. Когда в комнате стало светло, присел на скамью за стол. Сказал, что жители деревни могут спокойно разойтись по домам, заниматься своими повседневными делами. Немцы не двигались с места. Тогда я решил провести краткую «политинформацию» о нашей политике по отношению к мирному населению.