Самуил Верников - Записки военного переводчика

Наступавшие по южной дороге части нашей дивизии ударили по попавшему в ловушку противнику, успешно продвигались к Арису. Через два часа, в 18.00 все части дивизии соединились в Арисе с передовым отрядом. Деморализованные внезапными действиями советских частей, многие солдаты противника сдались в плен.

Было около 20 часов, когда комдив оторвался наконец от карт, раций и телефонов и быстрыми шагами прошел в соседнюю комнату, где под охраной находился пленный. Науман вскочил. Руки по швам.

— Переведите, — приказал мне полковник. — Все, что он говорил, подтвердилось. Скажите, что я его благодарю.

— Ну а пленного немца распорядитесь, лейтенант, — это уже относилось ко мне, — отправить в штаб корпуса на машине и справку напишите о помощи, которую он нам оказал. Потом можете идти отдыхать.

Полковник крепко пожал мне руку. Это было лучше всяких слов благодарности.

Хочу рассказать и о том, что я узнал о Наумане от него самого.

Он не был до войны ни коммунистом, ни социал-демократом. Рабочий-слесарь из дорожной автостанции.

В армии с 1939 года. Польша, Франция, потом почти три года на Восточном фронте. Победы гитлеровских войск Наумана никогда не радовали, а зверства фашистов ужасали.

— Государство нацистов, виновных в таких зверствах, проливших столько невинной крови, не может быть прочным. Оно обречено на гибель, — говорил Науман.

Мне запомнились и такие слова, сказанные в тот вечер Науманом:

— Много зла принесли народам да и самой Германии нацисты. И все же, несмотря на жесточайший кровавый террор, борьба против нацистов не прекращалась и в самой Германии. Когда я лечился после ранения в дрезденском госпитале, мне в руки однажды попала антифашистская листовка. Значит, борются люди. Антифашисты в Германии — это настоящие герои. Ведь их ежеминутно поджидают арест, тюрьма, казнь. А они борются.

— Мне одно ясно: разгром нацистов начала и довершит ваша армия. И уже тогда те, у нас в Германии, кто по-настоящему боролся против «наци», смогут повести страну по правильному пути, — уверенно говорил мне Науман, немец, который начал политически прозревать.

Это он доказал в тот январский день 1945 года своим мужественным поступком.

Линия фронта проходит возле Кенигсберга. До города не больше семи-десяти километров. В хорошую погоду в бинокль видны его окраины.

Оборона противника — несколько рядов сплошных траншей, минные поля, колючая проволока. Кенигсберг ощетинился орудиями фортов, опоясывающих город. В справочниках есть описания фортов — основного ядра обороны города-крепости.

Стены фортов — из особого строительного материала, твердеющего от времени. В крупных фортах несколько этажей под и над землей. Склады. Мощная артиллерия. Многочисленные гарнизоны. Между крупными фортами — промежуточные. Все вместе — они крепкий орешек для наших войск.

И все же у всех — от рядового солдата и до генерала — настроение боевое, приподнятое. Весна 1945 года — весна победы. Каждый ощущает ее дыхание. Каждый ничего не пожалеет для приближения светлого дня разгрома ненавистного врага.

Совсем иное настроение у противника. В конце марта на участке дивизии к нам перебежал ефрейтор Цорн.

— Ни во что не верю, — говорил он на допросе, — и там, — он махнул рукой на юг, в сторону Кенигсберга, — тоже никто ни во что не верит. Офицеры пьянствуют, распутничают. Генерал наш издал приказ: всем офицерам для укрепления нервов делать обтирание холодной водой.

— Но, — усмехнулся пленный, — и это средство не помогает. Русские нас в кольцо взяли. И выхода нет. Я лично из игры решил выйти. Послушал ваши радиопередачи и подумал, что хуже мне здесь, у вас в плену, не будет. Если при переходе не убьют, живым-то уж останусь. Война к концу идет. По всему видно…

Перебежчик говорил о радиопередачах. Действительно, они велись ежедневно во всех дивизиях, окружавших Кенигсберг. Кроме того, еще силами армейских машин — «звуковок» и с передатчиков, установленных на самолетах. Об одной из таких передач хочу рассказать.

Инструктор политотдела капитан Лукьянец, ведавший у нас в дивизии пропагандой среди войск противника, был душа-человек. Был у него только один недостаток: немецкий язык он знал далеко не блестяще. Читать-то читал, а разговаривал с трудом. Радиопередачи с его запасом немецких слов проводить трудно. Роль диктора обычно приходилось исполнять мне.

В ту весеннюю ночь мы доехали на повозке до хутора, где в бывшей помещичьей усадьбе расположился штаб полка. Комполка Позняков посоветовал нам, где можно поудобнее и поближе к противнику установить «звуковку». Затем он позвонил о нашем приезде в роту. Приказал встретить и помочь. А на прощание пожелал нам счастливого пути.

Вот и последняя перед нашим передним краем небольшая рощица. Здесь укрыли повозку. Механик и присланные навстречу солдаты понесли аппаратуру. Шоссе простреливается. Но пока гитлеровцы стреляют скупо. Посмотрим, что после передачи будет…

Без особых приключений дошли до домика в лощине, где живет ротный. Рупоры вскоре были установлены впереди траншеи, на «нейтралке».

Снова вернулись в домик. Как-то и не похоже, что это и есть передний край. Уютная комната. Мебель. За столом сидят люди. Пьют чай. Совсем была бы мирная картина. Но люди эти во фронтовых гимнастерках. А за окном в двух десятках метров траншея переднего края.

Начинаю передачу. Сначала сводка новостей: о положении на фронтах, о наступлении советских войск. Затем следует музыка. После этого — обращение к солдатам противника с призывом сдаваться в плен. Это обращение убедительно подкреплено коротким текстом, написанным перебежчиком Цорном. Он как раз с того участка обороны гитлеровцев, куда мы ведем вещание.

Цорн написал о том, как с ним гуманно обошлись в плену, назвал имена и фамилии многих солдат — его сослуживцев.

Это всегда действует убедительно, придает передаче весомость, делает ее для немецких солдат особенно достоверной. В конце передачи опять сводка новостей. В заключение — музыка.

Почти час длилась передача. Микрофон уже выключен. Входит техник, докладывает:

— Слышимость была хорошая. Ветер в сторону противника. Огня он почти не вел.

Капитан Лукьянец разрешил убрать аппаратуру. Велел нести ее к повозке. Сказал, что мы пойдем следом.

Прощаясь с гостеприимными хозяевами, Лукьянец предупредил командира роты о необходимости усилить наблюдение за передним краем противника. Возможно, после передачи будут перебежчики.

Выходим на дорогу. Тьма кромешная. Тишина. Но она, тишина эта, как всегда на фронте, очень обманчива. Едва мы отошли сотни две метров от домика, как началось настоящее светопреставление.