Самуил Верников - Записки военного переводчика

Особняком, чуть в стороне от стола, сидел немецкий генерал. Форма на нем новая, но уже изрядно потрепанная. Как и говорили разведчики — погон нет. Небрит. На мундире не хватает пуговиц. Сапоги в пыли. Массивный, он сидел как-то весь съежившись. Будто пытался занять как можно меньше места на стуле и вообще в комнате.

Допрос начался. Наш генерал ставит самые обыкновенные вопросы, которые задают всем военнопленным. И тут началось то, чего я (да и, наверное, никто из присутствующих) не ожидал.

Траута словно прорвало. На спокойные, почти односложные вопросы он отвечает многословными монологами, пересыпанными цифровыми выкладками. Да, это свидетельствует о хорошей памяти и неплохой осведомленности Траута, много раз обласканного и награжденного Гитлером генерала.

Хорошо понимая, что ни 78-я штурмовая дивизия, ни группировка, которой он несколько дней командовал, — разгромленные и большей частью плененные, — не могут представлять интереса для советского командования, Траут рассказывает о самых последних по времени радиограммах из гитлеровской ставки, о резервах, находящихся на подходе.

Траут волнуется. Он стискивает и разжимает пальцы рук, лежащих на коленях. Глаза беспрестанно бегают от генерала к переводчику и обратно. Взглядом он пытается угадать, правильно ли переведены его показания и какое впечатление они производят.

Генерал Иконников молча слушает, ничем не выдает он своего удивления тем, что пленный выкладывает такие секреты своей армии, о которых у него пока никто не спрашивает.

Ныне, вспоминая этот допрос, пытаюсь понять, почему же такой опасный враг и опытный военачальник, как Траут, оказался весьма словоохотливым?

Ответ может быть один: Траут попросту струсил. Зная о своих преступлениях против советских людей, он решил показаниями сразу же создать о себе выгодное впечатление, облегчить свою участь.

Вполне закономерно, что палач и убийца Траут не мог быть мужественным. Стойким такой человек быть не может. Попал он в трудное положение, и оказалось, что под генеральским мундиром сердце труса, спасающего свою шкуру.

Сама обстановка на советско-германском фронте никак не подкрепляла морально пленного гитлеровского генерала. Попадись он в плен в 1941 году или до битвы на Волге, то, наверное, вел бы себя иначе. Ведь в начале войны бывало, что в плену даже рядовые гитлеровские солдаты вели себя надменно и нахально, чуть ли не «Хайль Гитлер» кричали на допросах.

Но теперь был не июль сорок первого, а июль сорок четвертого. Становой хребет гитлеровской армии был уже сломан. Удары под Москвой, на Волге, под Курском и Ленинградом, а теперь гигантский «котел» в Белоруссии — все это сбило спесь и с рядовых гитлеровских солдат, и с их генералов.

…Наш генерал терпеливо слушает пространные показания фон Траута. На губах Иконникова чуть заметная презрительная усмешка. Офицеры разведотдела едва успевают записывать перевод показаний пленного генерала. А он разошелся. Траут добрался уже до подготовки резервов главным командованием гитлеровского вермахта.

И тут прозвучало резкое, короткое слово генерала Иконникова:

— Довольно!

Да, конечно, все интересующее нас Траут уже рассказал. Остальное он расскажет в штабе армии, куда его отправят.

Траут понял нашего генерала по-своему. Что это, недовольство? Он, может быть, не то говорил или, наверное, лишнее сказал?

Не знаю, быть может, в эту минуту промелькнуло перед мысленным взором фашистского генерала залитое кровью лицо русского солдата Юрия Смирнова и его упорно сжатые губы, так и не проронившие ни слова на допросе. Я не знаю, о чем подумал гитлеровский генерал в эту секунду, но, услышав властное «Довольно!», он вскочил и вытянул руки по швам. И совсем другим тоном, совсем не похожим на тот, каким он за две минуты до того давал показания, проговорил, вернее — прокричал, металлическим голосом (таким он, наверное, на парадах командовал):

— Я — солдат! И, как солдат, я готов был предпочесть плену смерть. Но не успел. Ваши солдаты меня опередили…

Траут осекся, смолк. Он заметил иронические искорки, блеснувшие в глазах у советского генерала, который резким и быстрым движением открыл ящик письменного стола и достал оттуда пистолет, отобранный у фон Траута в момент пленения. Он мертвенно побледнел, вцепился пальцами в стул. Нижняя челюсть отвисла.

Это было омерзительное зрелище — насмерть перепуганный человечишка в гитлеровской генеральской форме. Фон Траут решил, видимо, что пришел его последний час. Наверное, ждал: вот-вот прозвучит выстрел. Или, может быть, поверив в искренность сказанных им же самим слов, советский генерал потребует, чтобы он, Траут, застрелился.

А наш генерал между тем молча вынул из пистолета Траута обойму, до отказа набитую патронами, и сказал, ни тоном, ни словами не скрывая больше своего презрения:

— Переведите пленному, что на самоубийство ему хватило бы и минуты времени. Все патроны на месте, и пистолет в полной исправности. И добавьте, что нам уже подробно доложили, как генерал фон Траут и его офицеры стояли с поднятыми руками перед полевой солдатской кухней.

Спрятав в ящик стола пистолет, начальник штаба корпуса, не глядя больше на землистое лицо фон Траута, вышел из комнаты. У генерала Иконникова не было ни необходимости, ни времени выслушивать Траута. Начальника штаба ждали важные текущие дела. Корпус продолжал стремительное наступление, преследуя врага.

…Слушая перевод последних слов нашего генерала, фон Траут все ниже опускал голову.

Таков был позорный конец военной карьеры командира 78-й гитлеровской штурмовой дивизии.

Простой советский солдат, сын великой нашей Родины, комсомолец-ленинец, гвардии рядовой Юрий Смирнов вышел победителем и из этого, второго, теперь уже невидимого поединка с фашистским генералом фон Траутом.

16 июля 1944 года был освобожден город Гродно. В этих боях участвовала и наша дивизия. Выбитые из города гитлеровцы отошли за Неман. Из-за реки вражеская артиллерия продолжала обстреливать центр и привокзальный район Гродно. Заговорили и наши пушки.

Под непрекращающийся грохот артиллерии части дивизии двигались через город на северо-запад, туда, где через быстрый и широкий Неман саперы уже наводили переправу. Но эта наведенная в шести километрах от города переправа просуществовала всего несколько часов. Гитлеровские самолеты прорвались сквозь заслон огня зениток и, сбросив бомбы, подожгли мост.

Стрелковые полки дивизии успели переправиться на западный берег Немана. Переправилась и оперативная группа штаба дивизии. Больше половины штаба, основная часть автотранспорта, артиллерия и склады боепитания остались на восточном берегу.