Анатолий Блатин - Вечный огонь Ленинграда. Записки журналиста

Ориентироваться в политической и военной обстановке в стране и за рубежом очень здорово помогали центральные газеты. Как и прежде, матрицы «Правды» и «Комсомолки» ежедневно доставлялись к нам из Москвы самолетами. Тираж их печатался в типографии Ленинградского отделения «Правды» на Херсонской улице, неподалеку от Московского вокзала. Обычно к вечеру уже можно было прочесть свежие номера газет. Но бывало и так, что центральные газеты поступали сразу за два, три и более дней. Мешала плохая погода, а позже и опасности, подстерегавшие летчиков под Ленинградом.

Наиболее важные передовые «Правды» передавались ТАСС по телетайпу. Некоторые из них мы перепечатывали в «Смене» (в июле, например, было опубликовано пять передовиц). Мы поддерживали тесную связь с правдистами, аккредитованными в Ленинграде: Л. Ганичевым, Н. Вороновым, Н. Михайловским и особенно с журналистами «Комсомольской правды» — собкором Клавдией Филатовой, фоторепортером Борисом Кудояровым и позднее — с военным корреспондентом Ростиславом Июльским.

Все больше и больше места в газете занимали сообщения с фронтов, материалы военных корреспондентов ТАСС, особенно из-под Ленинграда. Но основное внимание мы все же уделяли вопросам укрепления тыла и оказания помощи Советской Армии. Каждый номер «Смены» был посвящен главной цели: мобилизовать все силы на отпор врагу.

Целыми полосами и подборками печатали мы материалы военных специалистов. Как пользоваться боевым оружием, опознать самолет противника, как отрыть окоп, обезвредить бомбу, оказать помощь раненому, потушить пожар. Эти практические советы пользовались большим вниманием, их вырезали из газеты и вывешивали на видных местах.

Со страниц не сходили материалы о методах и стиле работы лучших партийных и комсомольских организаторов. В военные годы «Смена» продолжала служить трибуной для актива.

Работать было чрезвычайно интересно. Информации, ежедневно поступающей в редакцию от штатных работников и добровольных наших помощников — юнкоров, хватило бы на несколько номеров. Как никогда богатой и разнообразной стала редакционная почта. Отбирали из этого потока самое злободневное и важное. Но на самотек не полагались. Отделы редакции ежедневно заказывали авторам статьи, отклики на последние события, стихи и другие материалы.

Одним из существенных вопросов, возникших в первые дни войны, было отношение к критике на страницах газеты. В мирное время в каждом номере «Смены» публиковались острые материалы о недостатках в деятельности комсомольских организаций, государственных учреждений и общественных органов, ответственных за воспитание и образование подрастающего поколения или призванных заботиться о нормальных условиях труда и быта молодежи. На эти темы печатались фельетоны и реплики, критические корреспонденции и статьи.

В условиях войны, когда город все больше становился прифронтовым и когда, естественно, изменилась направленность газеты, этот вопрос был далеко не праздным. О том, чтобы совсем отказаться от критики, не могло быть и речи. Это противоречило бы ленинским принципам, которыми руководствуется вся советская печать. В то же время стало очевидным, что направление критики, ее характер должны претерпеть существенные изменения. Работа комсомольских организаций после ее перестройки на военный лад была значительно живей и целеустремленней. Допускались при этом и ошибки, и мы при случае указывали на них, называя фамилии тех, кто нес за них ответственность, — секретарей заводских и районных комитетов ВЛКСМ. Но главный огонь критики мы направили против отрицательных явлений, с которыми пришлось столкнуться. При общем патриотическом подъеме, охватившем рабочую и учащуюся молодежь, все население города, нашлись и трусы, и дезертиры, и спекулянты, и всякие иные нарушители законов военного времени. Их, правда, было немного — ничтожная горстка отщепенцев, и тем не менее вблизи от фронта они могли стать прямыми и косвенными пособниками врага, оказать отрицательное влияние на недостаточно зрелую, неустойчивую часть молодежи. В те дни в «Смене» можно было прочесть такие, к примеру, сообщения:

…Военный трибунал приговорил Е. С. Давыдову, которая ходила по магазинам и скупала продукты, к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества. У нее были обнаружены 376 метров тканей, 85 килограммов сахара, 50 килограммов белой муки, 16 килограммов макарон, 65 килограммов крупы.

…Приговорен к расстрелу некий В. И. Кольцов, пытавшийся подсунуть посетителям кафе контрреволюционные листовки. Расстреляны В. А. Сивков и А. Е. Синицын за распространение провокационных слухов и вражеских измышлений. Как показало следствие, Синицын — матерый враг Советской власти. Он служил в белой армии у генерала Юденича, по его доносу были казнены несколько коммунистов.

Мы придавали этой предельно сжатой информации немаловажное значение и публиковали ее всякий раз, когда она поступала в редакцию. Это была действенная пропаганда фактами. Мы как бы предупреждали читателей: смотрите, будьте бдительны, среди нас ке перевелись еще люди, которые способны помешать нам во всеоружии встретить врага. Одни из них хотят нажиться на народном горе. Другие пытаются дезорганизовать наши ряды — распускают злостные слухи, сеют панику, отлынивают от военной службы и трудовой повинности, противодействуют революционному порядку, установленному в городе.

Читатели поняли и оценили наши публикации. В своих письмах они не только горячо одобряли решительные меры, направленные против дезорганизаторов обороны города, но и приветствовали появление подобной информации в газете. Пусть все знают, что пособникам врага не будет пощады — таков был лейтмотив этих писем.

Сообщения о наказании преступников мы получали обычно по ТАСС, но иногда, особенно в первое время, добывали сами. Этим занималась у нас Е. Калинина. Она и до войны снабжала редакцию репортажами «Из зала суда» и хроникерскими заметками о городских происшествиях. Когда-то это был один из заметных разделов в любой ленинградской газете, особенно вечерней. Потом эти заметки стали постепенно сходить на нет. И, думается, напрасно, ибо воспитательное значение их трудно переоценить, пока не перевелись преступники. К тому же читаются подобные сообщения всеми.

Калинина, сколько я ее помню, всегда огорчалась, что ее излюбленный жанр недооценивают. Теперь, когда на него снова обратили внимание, она от души радовалась и ревностно снабжала «Смену» судебной хроникой, используя свои давнишние связи в органах юстиции.

Говорят, репортера ноги кормят. Калинина это шуточное выражение подтвердила буквально. У нее были необычайно длинные ноги. Когда она шла по улице, размахивая своей неизменной планшеткой, за ней невозможно было угнаться. Высокая, сухопарая, с коротко остриженными волосами, она больше смахивала на парнишку. К тому же и голос у нее был густой, басовитый. Если бы тогда у женщин было принято ходить в брюках, нашу Лёшу, как все ее звали, невозможно было бы отличить от мужчины. Да и манеры у нее были мужские— резкие, размашистые. Впрочем, сама она этим сходством нимало не смущалась. Зато душевные ее качества были таковы, что не у всякой представительницы прекрасного пола встретишь подобные. Она была мягка, отзывчива и даже нежна по отношению к людям.