Анна Красноперко - Письма моей памяти

26 марта захворала мама. Через несколько дней слегла и я. У нас был сыпной тиф в тяжелой форме. Я его выдержала, хотя очень похудела.

За одним несчастьем следует другое. 16 апреля не стало нашего папы. Такого доброго, любимого человека.

…Никогда не забуду, как в больницу людям приносили передачи. Нам некому было носить. И вдруг: '

— Брук! Буханка хлеба и три куска сахара.

И записочка от Яшки Черного, моего товарища по школе. Спасибо, дорогой друг.

Когда был жив отец, он тайком навещал Толика. Оказывается, Толик не у Лены Соколовой, а у другой соседки — Гали Тумилович.

Мы ее раньше не знали… Живет она с мужем, но детей нет, потому и попросила нашего Толика.

…Так вот в больнице мы получили от нее записку и установили с нею связь. Муж у Гали шофер. Когда мы вышли из больницы, они передали нам продукты».

«…Каты ворвались в нашу больницу… и перебили всех больных из 31-й палаты. Среди них был мой муж. Так оборвалась жизнь Жени, который со дня на день должен был получить документы, чтобы вырваться из города и встать в ряды народных мстителей.

…Я не знала, что навсегда потеряла своего лучшего друга, что у Ляленьки нет больше отца. От меня это утаивали. Но я слышала плач Ляленьки, которая лежала рядом на кровати.

Когда немного окрепла, начала вставать, Ляленька мне все сказала. Я еще даже плакать не могла, не могла осознать того, что творилось вокруг, лежала, опухшая от голода…

К нам в больницу пробралась Тася—сестра Гали Тумилович, которая после первого погрома забрала к себе Толюшку…

…Тася принесла немного бураков, картошки и буханку хлеба. С той поры помогала, чем могла».

Нас ведут в колонне. Проходим мимо тюрьмы на улице Володарского. Тут сидят те, кто сражался против фашистов. Может, среди них есть и мои знакомые? Мысленно благодарю узников. Знаю, что их ожидает, и сердце разрывается от боли.

Не раз уже думали, как же связаться с подпольщиками, партизанами? И мама, и я, сорвав латки, отлучались с работы, блуждали по улицам в надежде встретить знакомых.

С тех пор, как приехал Лейман, оставлять работу опасно.

Сегодня я в колонне без Аси и Юли. Ася с тяжелой ангиной. Юля начала кашлять кровью. Дрянная погода, вечно мокрые ноги. Девчонки расхворались, не пошли на работу…

Что делать? Как найти выход? Наверно, и в гетто есть подпольщики. Как связаться с ними?

У нас ведь столько знакомых в городе! Хоть кого-нибудь встретить! Люди сейчас не очень-то разговорчивые, а вдруг?. .

Неожиданно на углу улицы Урицкого вижу на тротуаре девушку. Она поворачивается ко мне.

— Нина! — узнаю Нину Липницкую, с которой когда-то была в пионерском лагере в Тальке.

— Я тебя давно ищу,— шепчет Нина, шагая рядом.

Хорошо, что сегодня в гетто нас ведет Отто! Он делает вид, что ничего не замечает. А Нина идет рядом.

— Мама, сестра живы?

— Пока что живы… А как ты?

— И не спрашивай… Возможно, мне удастся тебе помочь… Достать паспорт… С ним ты выберешься из гетто…

— А мама, сестра?

Нина пожимает плечами.

Быстро отдает мне сверток.

— Тут хлеб, немного сала.

С любовью, с невыразимой тоскою гляжу я на Нину. Боюсь, что вижу ее в последний раз. В моем положении каждая встреча может стать последней.

Мы идем рядом. Приближаемся к воротам в гетто. Разговаривать здесь опасно.

— Нинок,— чуть слышно говорю я,— как хорошо, что мы вместе. Спасибо тебе. Прощай!

Нина прижимается ко мне, шепчет:

— До свидания. Постараюсь помочь тебе.

Она отдаляется от колонны. Я уже не вижу ее за толпой.

Вспоминаю пионерский лагерь в Тальке. Там когда-то мы выступали в самодеятельности, пели: «Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо…»

Мы и сейчас смотрим смерти в лицо. Мы вместе, мы рядом.

Теперь можно продержаться еще какое-то время. Мама ходила к Ефиму Абрамовичу Давидовскому. Он живет на Ратомской. Это бывший мамин пациент. Его дом не сгорел. И он меняет кое-что из одежды на харчи.

Ефим Абрамович обрадовался маминому приходу. Поделился всем, что имел. Мама принесла от него сущее богатство: хлеб, муку, картошку! Дал кое-какие медикаменты из своей домашней аптечки. Люди очень часто приходят к нам за помощью. А как можно помочь без лекарств? А еще мама принесла от Давидовских гематоген. Мы полакомились им — настоящий шоколад!

Снова видели Мирку Маркман из юденрата.

— Как живешь? — интересуется задира, бывший студент Рафалок Новодворец.

Мы знаем, что этот юноша с цыганскими глазами нравится ей.

— Лучше не бывает! — смеется Мирка.

— А чем занимаешься?

— Работаю милиционером,— не то серьезно, не то с усмешкой отвечает Мирка. — Видел до войны женщину-милиционера? Нет? Ну так теперь посмотри.

— А где твой работает?

— Мой? Отгадай загадку! Руки грязные, но харчи есть…

— А у тебя руки чистые?

Мирка сначала не догадывается, на что намекает Рафалок. Смеясь, она протягивает юноше руки. Мол, чистые, посмотри. А потом понимает, в чем дело:

— Ты что это? А ну проваливай в колонну! И не попадайся…

Видимо, Рута задумала это давно. Ее соседка Шэва Озер говорит, что накануне Рута старательно отглаживала детский матросский костюмчик. Шэва еще удивлялась: зачем?

Дом, в котором перед войной жила Рута, не сгорел, и она взяла с собой в гетто и документы, и кое-что из вещей. Эту матроску тоже. С вечера она несколько раз примеряла костюмчик на Костика, кое- где ушила, потому что рубашонка и штанишки на мальчугане болтались. Потом долго учила его:

— Скажешь: я Костя Дамянов. Мой отец болгарин…

Утром Рута одела на сына матроску, подошла с ним к колючей проволоке.

Шэва стояла неподалеку и все слышала и видела.

Когда охрана прошла мимо, Рута проделала в проволоке дырку, выпустила мальчика за ограждение.

— Стой тут, сынок, не отходи.

Подождала, когда полицай повернет обратно и подойдет к ним, даже сама позвала его:

— Сюда! Сюда!

Полицай удивился:

— Что за цирк? Почему он здесь?

— Послушай меня, послушай. У него отец болгарин. Его зовут Костя Дамянов. Вот метрика. — Рута просунула через проволоку документ.

Полицай покрутил метрику в руке, переспросил малыша:

— Так кто ты?

— Я Костя Дамянов… Папа — болгарин,— испуганно залепетал малыш.

— Ишь, вызубрил! Сколько твоему здыхлику лет?

— Шесть ему, шесть. Там все написано. — Рута умоляюще смотрела на полицая.

— А тебя как зовут?

— Рут Столярская. Рута.

Полицай передернул плечами.

— Во имечко!. . А где его отец, болгарин твой?

— В Игарке.

— Сослали? — полицай издевательски ухмыльнулся.