Наталья Варлей - Канатоходка

с таким цинизмом в глазах, голосом такой опытной соблазнительницы, что зал начинал хохотать.

А моя «бедная Настенька» была превращена Ширвиндтом из беззащитной «голубой героини», «бедной родственницы», забитой претензиями злых тётушек, в ворчливую зануду и ханжу, которая, когда её звала тётушка, выходила на сцену в платье до пола и сердитым басом на одной ноте заводила свой монолог: «Настенька-Настенька… Всем нужна Настенька!..»

Зрители смеялись. А когда Настенька поворачивалась боком и выяснялось, что платье на ней не макси, а мини – длинный только фартук, тут уж зал взрывался аплодисментами. И весь водевиль сопровождался хохотом и аплодисментами. Роли у всех были каскадные – мы танцевали, пели. Я делала «колесо» и даже садилась на шпагат в конце нашей лирической (правда, в спектакле совсем не лирической, а скорее, эксцентрической!) сцены с Юрой Капустиным…

После получения дипломов обычно студенты ездят по театрам и показываются. Но многие из нас получили приглашения в московские (и не только московские) театры раньше – на дипломные спектакли приходили члены худсоветов и главные режиссёры театров. Если предложения казались неинтересными, то ребята продолжали показываться – уже в стенах того или иного театра, куда приезжали и играли отрывки из разных спектаклей.

Мне этим заниматься было некогда, потому что я снималась параллельно с «дипломами» в фильме «Чёрные сухари» – совместной картине киностудий «ДЕФА» (ГДР) и нашего «Ленфильма».

Почти каждый день после спектакля я садилась в поезд, ехала в Ленинград, утром снималась, а потом летела на спектакль в Москву…

Ох, опять отвлекусь – не могу не рассказать попутно смешную историю. Однажды постановщик «Чёрных сухарей» Герберт Морицевич Раппопорт увлёкся съёмочным процессом. «Ещё дублик! Ещё!..» – кричал он, хотя я понимала, что уже опаздываю на самолёт. А вечером – спектакль… Наконец меня отпускают. Я приезжаю в аэропорт Пулково, но посадка уже закончена. Я стою и слёзно уговариваю дежурную на посадке пропустить меня, но она категорически отказывается. А надо сказать, в Пулкове тогда не было никаких там «зон предпосадочного контроля», никаких металлоискателей. Регистрируешь билет, кладёшь на транспортёр багаж и сразу проходишь к полю на посадку… Когда я поняла, что договориться с недоброй тётенькой не получается, я отошла назад, разбежалась, «протаранила» дежурную, вырвалась на поле и побежала. Тётка за мной. Я добегаю до самолёта, взлетаю по трапу, она нагоняет меня и стаскивает вниз. Я опять бегу – прямо как заяц в мультфильме, – она опять стаскивает. А рядом с самолётом за ситуацией с любопытством наблюдают два пилота. Я бросаюсь на шею одному из них, рыдаю, что «у меня спектакль, и если я не полечу, зрители будут сидеть в зале, а актрисы на сцене нет…». Ну и так далее. Лётчик смеётся, отрывает меня от своей шеи и говорит: «Понял, не реви! На твоё место уже посадили пассажира. В туалете полетишь?» Естественно, я заорала: «Конечно!!!» И меня провели в туалет, взяв с меня слово не выходить до конца полёта из туалета, заперевшись изнутри. Я все «инструкции» выполнила. А самолёт был ТУ-104 – в нём два огромных туалета со столиками для курения внутри (тогда ещё на борту можно было курить).

Самолёт набрал высоту. Хотя и лететь-то всего ничего – минут пятьдесят, и второй сортир – напротив, почему-то ко мне весь рейс яростно ломились пассажиры. Но я мужественно просидела на закрытом унитазе и даже писала стихи – да, посетило вдохновение (« когда б вы знали, из какого сора…» ) – до самой посадки. Когда самолёт приземлился, я переждала время, за которое, по моим подсчётам, уже все должны были выйти, распахнула двери своего экзотического заточения и… о, ужас!!! На меня изумлённо взирали пассажиры: они всё ещё стояли в проходе и ждали трап…

Так вот, возвращаюсь к предыдущей теме. Ездить и показываться в театры (из-за моего напряжённого графика) было совершенно некогда. Поэтому из всех предложений я выбрала два – театр им. Вахтангова и театр им. Станиславского.

Вахтанговский – родной театр, на сцене которого я уже играла, знала всех в труппе, весь обслуживающий персонал. И в то же время я знала весь репертуар театра и понимала, что роли Золушки и Нана уже сыграны, а больше в театре Вахтангова мне ничего не светит. Я слишком маленькая, чтобы стать героиней на огромной вахтанговской сцене…

А в театр им. Станиславского меня пригласили на амплуа именно молодой героини. Мне предложили сразу несколько больших и интересных ролей. И я выбрала Драматический театр им. К.С. Станиславского. Тот самый театр, куда я часто ходила, будучи студенткой циркового училища. Театр, где я увидела потрясшую меня «Антигону» с Лизой Никищихиной в главной роли и Евгением Леоновым в роли Креонта. Театр, в котором шёл спектакль «Маленький принц», где Принца трогательно и пронзительно играла Ольга Бган, та самая, которая когда-то снялась в знаменитом фильме «Человек родился». Позже я увидела в той же роли Таню Ухарову, и она тоже очень хороша была.

Сегодня этот театр называется «Электротеатр „Станиславский“», и, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания даже полюбопытствовать, что же там играют.

А в 1971 году это был театр с именем и историей. В разные годы его возглавляли: Михаил Михайлович Яншин, ученик Станиславского, Борис Александрович Львов-Анохин, который и поставил «Антигону». В разные годы на сцене театра блистали: Евгений Леонов, Евгений Урбанский, Георгий Бурков, Дзидра Риттенбергс…

Меня в труппу пригласил Иван Тимофеевич Бобылёв, который был в то время главным режиссёром театра. Почему-то ни в каких «википедиях» даже не упоминается имя этого режиссёра, как будто его и не было в истории театра Станиславского. А он не только был, но и поставил несколько замечательных спектаклей, в том числе и «Женитьбу Белугина», где великолепно играл Василий Бочкарёв.

До этого Иван Тимофеевич был главным режиссёром Пермского драматического театра, который славился на всю страну и был известен в мире именно тогда, когда Бобылёв его возглавлял. А в Москву он был приглашён и назначен главным в театре им. Станиславского по инициативе группы артистов этого театра, после того как они же «ушли» Львова-Анохина. Эта же «группа товарищей» потом «съела» и Бобылёва. Он вернулся в свой театр в Пермь, где его ждали и любили. Но вернулся уже сломленным – и вскоре умер. Он был очень хорошим режиссёром и прекрасным, душевным человеком…

Я шла на сбор труппы в театр им. Станиславского, не представляя, что меня ждёт. Наш прекрасный мечтатель Юрий Васильевич готовил нас к жизни в «храме искусства». Вот я и шла, волнуясь, на первую встречу в «храм», как на праздник. Я помню даже, что на мне было надето: белый костюм в очень мелкую клеточку с юбкой-миди. И помню, как после того, как нас представили труппе – сокурсников по Щукинскому: Юру Крюкова, Аню Варпаховскую и меня, и Ларису Бережную, выпускницу ГИТИСа, – ко мне подошла любимая мной актриса Ольга Бган и, глядя недобро, спросила: «А почему вы решили пойти именно в этот театр?» И всё у меня внутри оборвалось. Радость улетучилась, а на смену ей пришло тревожное предчувствие – как жизнь показала, не напрасно…