Наталья Варлей - Канатоходка

Алексей Владимирович видит, что со мной, подходит и говорит: «Не волнуйся! Я передаю его в руки моего любимого врача, Марины Викторовны! Так что не сомневайся – всё будет хорошо…»

Через два дня я возвращаюсь домой. Но каждый день в течение месяца я встаю в шесть утра и везу только что сцеженное молоко в тринадцатую больницу. Денег нет, но я всё равно еду на такси, чтобы молоко не пролить в давке метро, чтобы оно, не дай бог, не скисло в духоте. В больнице мы, «мамочки», гладим пелёнки и моем палаты. За это нас пускают к нашим детям. Я сама кормлю Саню, пеленаю, купаю, прижимаю к себе. И это уже немыслимое счастье!..

А потом мы сидим в большой комнате и сцеживаем молоко, чтобы оставить нашим деткам на последующие кормления. От пережитых волнений у большинства мам молока мало. У меня тоже. Но Марина Викторовна говорит мне, чтобы я не волновалась, – детишек докармливают смесями, но им очень важно получать именно материнское молочко, хотя бы понемногу.

И я тружусь – ем то, что полезно для лактации: например, гречневую кашу с молоком, пью чай с молоком. Ну и стараюсь как можно меньше переживать и волноваться. Хотя, конечно, я безумно уставала, потому что спала совсем мало – ведь нужно было заботиться и о Васе, несмотря на всю его разумность и самостоятельность. Покупать продукты, готовить еду.

В институте я тоже не брала академический отпуск. Поэтому, по мере возможности, читала, писала, готовилась – ведь у меня остались «хвосты», поскольку осеннюю сессию я пропустила.

Было трудно, но самое страшное осталось позади. Спустя полтора месяца после появления на свет мой Саня наконец приехал домой, на Смоленскую набережную.

Дома нас ждали Вася и мама с папой. Василий, отогнув уголок одеяла, в которое Саня был завёрнут, заглянул внутрь и сказал: «Что это?!» На него внимательно смотрели две круглые пуговички – глаза брата. Пиноккио, да и только!..

Вася, которому тогда было всего 12 лет, оказался любящим, внимательным братом и надёжным помощником. Когда я уезжала на работу или в институт, я спокойно оставляла детей вдвоём: Вася мог покормить, перепеленать, искупать. Он легко со всем этим справлялся – брал маленького под мышку и нёс в конец коридора, в ванную…

Один раз, правда, вернувшись, я неожиданно увидела странную картину: расстроенный, сердитый Вася сообщил, что они «поссорились, потому что Саша отказался есть». Я ахнула и вошла в комнату, где в кроватке лежал, отвернувшись от «всего мира», заплаканный и обиженный младенец.

А рядом с кроваткой на столе лежала бутылочка со смесью, которую «ОН ОТКАЗАЛСЯ есть»…

Что касается бабушки с дедушкой – те сразу влюбились в этого младенца с характером: как только я внесла его в дом. И тема «рожать – не рожать», которая муссировалась до появления Сани на свет, была навсегда забыта. Оба внука были для них светом в окошке до самых последних дней…

Я почти ничего не рассказала о Марине Викторовне – враче от Бога, необыкновенно красивой и обаятельной женщине, изящной, умной, доброй, с тонким юмором – вот просто идеал женственности и профессионализма! В самые трудные моменты она появлялась – приезжала и помогала. Но даже тогда, когда самые большие трудности были позади, я могла ей позвонить в любое время суток. Она всегда находила нужные слова и давала советы – так жизнерадостно, с таким оптимизмом, как будто поздравляла с праздником! И все проблемы казались пустяками…

Саня не обладал хорошим аппетитом, а когда менялась погода – вообще отказывался есть (у нас в семье все метеозависимые!). Я в панике звонила Марине Викторовне. «Такой ребёнок! – говорила она. – Пой, пляши, рассказывай сказки, но корми…»

И я придумывала всякие занимательные и увлекательные истории – про самолёты и машины, про гномов и троллей, а Саня слушал и ел. Правда, это было уже позже, когда он немножко подрос. Жалею, что эти сказки и истории не записывала – они могли бы стать сюжетами для мультипликационных сериалов или детскими книжками. Я рассказывала их, укладывая его спать. Он лежал рядом, а я, сама стараясь не заснуть, говорила, говорила…

Потом раздавалось сопение. Я переносила спящего Саню в кроватку (ту самую, которую когда-то Вячеслав Васильевич подарил для новорождённого Васи!) и с облегчением шла на свою кровать, чтобы тут же провалиться в сон. Не тут-то было. Раздавался «тараканий бег». Саня укладывался рядом и объявлял: «А теперь слушай продолжение!..» И так до бесконечности…

Опять я то убегаю вперёд, то возвращаюсь назад – трудно совладать с мыслями и ассоциациями, которые нарушают хронологию событий. Но, видимо, и мне, и читателям придётся с этим смириться, потому что такие «прыжки во времени» возникли с самых первых страниц. Не буду себя сдерживать, чтобы повествование не стало вымученным и урезанным…

Я как-то лихо проскочила почти к 90-м годам, миновав 70-е и 80-е. А теперь к ним возвращаюсь, потому что именно в том отрезке времени сконцентрировано огромное количество событий, которые трудно обойти. Конечно, обо всём рассказать невозможно, иначе это будет «сага о Форсайтах». Есть и то, что я умышленно опущу, не объясняя причин. Хотя, с другой стороны, вполне допускаю, что где-то «сболтну лишнее» или коснусь тем, которые на самом деле интересны только мне. Я не всегда понимаю, как отделить одно от другого.

Итак, возвращаюсь в 71-й год – год окончания Щукинского училища.

Кроме спектакля «Снегурочка» моими дипломными работами были «Бабьи сплетни» Гольдони в постановке Юрия Васильевича Катина-Ярцева, где я играла главную героиню, Кеккину, в паре с Сашей Котовым, и «Беда от нежного сердца» – водевиль Соллогуба, поставленный Александром Анатольевичем Ширвиндтом, где мне досталась роль Настеньки.

Оба спектакля были яркими, красочными, музыкальными, с танцами, а в «Беде» мы ещё и пели. И костюмы нам сшили тоже эффектные, выразительные.

Особенным успехом пользовался спектакль Ширвиндта. Он вообще человек очень остроумный, а в постановке «Беды» превзошёл сам себя. Александр Анатольевич был тогда не намного старше нас, студентов.

Его парадоксальная фантазия из нравоучительного водевиля Соллогуба родила блестящий современный спектакль со смешными музыкальными номерами, каскадными танцами, шутками…

Состав водевиля был очень сильный – мам играли Наташа Гундарева и Наташа Заякина. Катю из Тамбова – Таня Сидоренко. Молодого героя – Юра Капустин.

Александр Анатольевич Ширвиндт, конечно же, перевернул все общепринятые трактовки образов. «Катя из Тамбова» перестала быть наивной юной девушкой, и Таня Сидоренко пела: