Иосиф Дионисиатский - Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста

— Геронда, просить прощения — это хорошо, но случается, что попросишь у кого-либо прощения, а он не прощает. Как быть?

— Ты попросил прощения? Значит, ты свободен. Следи лишь за тем, чтобы иметь любовь к брату. И впредь, пока он не примет твоего покаяния, немного тяни за него и четку [115].

Эти простые, но мудрые советы множество раз даже доныне служили для нас настоящей опорой в шествии по монашеской стезе.

Однажды в нашем монастыре, где отец Арсений провел последние годы жизни, один брат сказал ему:

— Старче, я сделал свои поклоны и перетрудился.

— А сколько поклонов ты положил?

— Сто пятьдесят.

Старец поворачивается ко мне и говорит:

— Ты слышал? Он положил сто пятьдесят поклонов и перетрудился!

Он сказал это со всей своей простотой и удивлением.

Когда у него собрались несколько юношей, я нашел подходящий момент и для нашей духовной пользы задал ему вопрос:

— Геронда, а вы сколько поклонов делали?

— Мы, когда были молодыми, делали до трех тысяч поклонов, и четку всю ночь я тянул с крестным знамением [116]. Но однажды у меня схватило плечо, и я сказал об этом Старцу. С тех пор он велел мне тянуть четку, не творя крестных знамений, кроме тех, к которым нас обязывает наше ежедневное правило.

— Если можно, расскажите нам немного о ваших со Старцем подвигах.

— Первые годы в скиту святого Василия мы, похоронив своего старчика, подвизались вдвоем, но каждый по отдельности — в своей келии.

По инициативе Старца мы испробовали все виды бдений, о которых пишут святые отцы. Долгое время мы никогда не ложились в кровать. Бдение наше начиналось вечером и заканчивалось утром, на восходе солнца.

Когда уже светало, мы, уставшие и истощенные, садились в стасидии и на скамеечку, чтобы, прежде чем заняться рукоделием, отдать плоти положенную дань. Что же до пищи, то всегда, на протяжении всего года мы вкушали один раз в день, главным образом сухари, или хлеб, или еще что-нибудь, что попадалось под руку, без масла, кроме суббот и воскресных дней.

Днем мы занимались рукоделием, а я более всего следил за внешними нуждами келии. Одновременно мы непрестанно произносили «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Празднословие для Старца было смертным грехом [117].

— Ох, геронда, от такой жизни, что вы рассказываете, мы помрем.

— Нет, не так. Не смотрите на нас. Вы выполняйте две вещи, и у Христа мы будем вместе: послушание и свои духовные обязанности. Что же до поклонов, то делайте их по рассуждению старца — каждый по своим силам.

Я вам скажу еще о двух вещах. Насколько возможно, следите за языком, чтобы он не празднословил и не осуждал, но непрестанно творил молитву, когда вы заняты работой. Трудно это?

— Нет, геронда.

Вот вам мое благословение, исполняйте это, и у Христа мы все будем вместе. Ангел-хранитель да шествует впереди вас.

В Буразери мы прожили двенадцать лет (1967–1979). Келия эта была такой большой и удобной, что мы могли бы жить там даже до сего дня.

Но отсутствие людей в монастырях часто вынуждало их отцов просить нас укрепить ту или иную обитель по примеру братства из Проваты, с келии святого Артемия, которое успешно перешло в идиоритмический тогда монастырь Филофей, где был недостаток в монахах.

Братство старца Арсения в Буразери

Несмотря на свое первоначальное сопротивление, наш старец склонился на теплые просьбы своих духовных чад из монастыря Дионисиат. Хотя там было достаточно много молодых по возрасту монахов, тамошние отцы, думая о будущем, поспешили укрепить обитель братством и присутствием своего многолетнего духовника старца Харалампия.

Следует отметить, что после успения святого старца Иосифа все монашеские братства его духовных чад соединяющим звеном называли старца Арсения.

Еще прежде, чем зашла речь о нашем переходе в монастырь Дионисиат, отец Арсений увидел во сне старца Иосифа, который сказал ему:

— До сего дня говорили: «Арсения-монаха и его братство». Отныне и впредь будут говорить: «Иеромонаха Харалампия».

Старец это усвоил, но дал сему другое объяснение. Охваченный желанием «разрешиться» и встретиться со своим возлюбленным сподвижником, он говорил:

— Кажется, сократились мои дни, и Старец предупреждает меня, чтобы я приготовился.

Но вскоре наш переход в монастырь Дионисиат стал свершившимся событием. Вследствие этого, когда каноническим игуменом был избран наш старец отец Харалампий, уже по чину поминалось его имя [118]. Тогда отец понял смысл слов Старца и с улыбкой говорил:

— Жаль, что не пришел еще мой час!

После многих просьб, уговоров, обсуждений и принятия окончательного решения в начале сентября 1979 года наше братство наконец переезжает с хилендарской келии в благословенный монастырь святого Дионисия.

Эту священную обитель украшали многие известные наши современники, среди которых первым был старец Гавриил, являвшийся ее игуменом на протяжении целых сорока лет. Жизнь его в ту пору уже склонялась к закату. Кроме сего доброго пастыря, обитель обогатилась истинным чадом пустыни — подвижником Арсением.

От юности они оба предали себя Богу, одинаковое время провели в монашестве; будучи ровесниками, они и преставились в один год и перешли в небесные обители, чтобы получить воздаяние за свои монашеские труды.

На протяжении четырех лет мы сподоблялись вкушать их медоточивые слова — плод их многолетнего духовного опыта. И удивительно то, что до самого часа своего исхода они оба сохраняли ясность ума, без каких бы то ни было расстройств психики или галлюцинаций, что обычно случается с очень старыми людьми.

Первые два — три года эти два святых старца, держа свой старческий жезл, обходили братий на послушаниях, укрепляя их в трудах. Исполнявшие трудные послушания знают, как, точно росой, освежало повара или гостиничника лишь одно присутствие великого старца. А если из освященных уст услышишь и два сладких слова, тогда душа получает отдых, молодеет и с двойной ревностью продолжает свой труд. В ушах одного повара, как рассказывал он сам, каждую секунду звучало утешительное слово старца:

— Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне [119]. Ты, чадо мое, услышишь это от Господа.

Старец Арсений