Рюрик Миньяр-Белоручев - Война и мир в его жизни

Это произошло на одной из улочек Женевы, поднимавшихся в гору от фонтана «Живой воды» в Женевском озере. Полинин находился в одной из многочисленных командировок, связанных с синхронным переводом, и прогуливался в поисках фотографии, где можно было бы проявить только что отснятую фотопленку. Впереди слева мелькнула вывеска «Фотография: моментальные снимки, проявление пленок, отпечатывание карточек». То, что нужно было Ростиславу и тем более не в центре города, где за ту же работу берут дороже. Полинин подошел к фотоателье и попытался открыть дверь. Увы, несмотря на рабочее время, дверь была заперта. Полинин постоял недоуменно, а потом решил, что это к лучшему: зачем тратить швейцарские франки, когда то же самое можно сделать дома за рубли. Только позже Полинин узнал, сколько страху он нагнал на бедного фотографа.

Бывший студент Полинина, красивый, умный, талантливый Анатолий был по окончании института затребован Главным разведывательным управлением и отправлен в Чехословакию, где получил гражданство и соответствующий паспорт. Оттуда он поехал в Париж, где поступил в учебное заведение, порождающее мастеров фотографии. Закончив его, он переехал в Женеву и купил там себе фотоателье. И потянулись у Анатолия мирные дни мирного фотографа, сверхурочно выполнявшего обязанности советского резидента. В один из таких мирных дней он вышел на улицу, чтобы спокойно покурить и продумать очередное задание, полученное из Москвы, когда его постоянная настороженность получила сигнал опасности в виде знакомой походки преподавателя перевода, наводившего на него страх еще пару лет назад. Это был Полинин, да к тому же полковник советской армии, за которым без всякого сомнения ведется здесь в Женеве превентивное наблюдение. Их встреча в фотографии обязательно вызвала бы подозрение и могла провалить миссию Анатолия. В считанные секунды разведчик оказался у себя в фотографии и закрыл на ключ дверь. На этот раз деятельность Анатолия не была скомпрометирована. Эту деятельность пришлось все-таки прекращать после ареста Пеньковского.

Если в 60-е годы нежданные встречи за границей были исключением из правил, то позже в связи с начавшимся исходом россиян они стали случаться чаще. Так, попав в начале 90-х годов в Иерусалим, Полинин сделал попытку ликвидировать в какой-то степени свою религиозную неграмотность и записался в многочасовую экскурсию по святым местам этой цитадели трех мировых религий. Он взбирался на Голгофу к месту казни Иисуса Христа, идя вдоль крестного пути, на остановках которого его приветствовали на русском языке арабы, учившиеся в свое время в Москве, он подходил к Стене плача, где можно в ее расселинах оставить между камнями записку с заветным желанием, он подходил к Гробу Господня, к которому верующие ползли на коленях, он погружался в мрачные звуки Холокоста, отпевающие 6 миллионов Евреев, погибших от рук фашистов. Что касается религиозности Полинина, то здесь он столкнулся с таким количеством противоречий, что они перечеркнули возможность отдать приоритет той или иной религии. Он услышал, что Авраам, от которого произошел еврейский народ, должен был по требованию самого Бога принести в жертву своего сына. Разве такое требование может выдвигать настоящий праведник, сам Бог? Вправе ли кто-нибудь требовать в доказательство своей преданности убить собственное дитя? И ему невольно пришли на ум знаменитые «Письма с земли» – письма Марка Твена, где автор с присущим ему юмором доказывает алогичность и противоречивость библейских сказаний. Он удивляется нелепостям рая, где люди лишены всех радостей, кроме беспрерывного пения и игры на арфах. Он пишет: «Представьте себе этот оглушающий ураган звуков – миллионы и миллионы голосов, вопящих одновременно, и миллионы и миллионы арф, отвечающих им скрежетом зубовным!.. А Бог восседает на Престоле, окруженный двадцатью четырьмя высшими сановниками, а также другими придворными, взирает на бесконечные квадратные мили своих неистовствующих поклонников, и улыбается, и мурлычет, и довольно кивает на север, на восток, на юг… Не трудно догадаться, что изобретатель этого рая не придумал его самостоятельно, а просто взял за образчик придворные церемонии какой-нибудь крохотной монархии, затерявшейся на задворках Востока». [1] Марк Твен. Письма с земли. 1981 г., с. 11.

Вопросы, порожденные очередной религией, продолжали громоздиться в воспаленном мозгу Полинина, когда он внезапно увидел среди экскурсантов своего однокашника по Военному институту талантливого филолога Авербуха. Пораженный Ростислав перестал слушать религиозные мифы и анализировать их противоречия, а пошел навстречу своей молодости. В то же мгновение его увидел и Авербух и бросился к своему однокашнику. 40 лет разделяло бывших приятелей, и жили они уже в разных странах: Полинин в России, а Авербух в Германии, куда он переехал, получив от немцев пожизненную пенсию вo искупление военных преступлений гитлеровцев против евреев.

В мире не угасала великая круговерть. Евреи метались между Америкой, Израилем и Германией в поисках безопасной жизни. Музыканты, художники, ученые и новорожденные бизнесмены из России искали контакты и контракты в странах Европы и Америки в поисках зеленых купюр. Вьетнамцы, арабы, турки, китайцы, переполнившие свои страны, наводняли Запад в поисках работы. В России метались переселенцы из Ближнего и Дальнего Зарубежья, пытающегося за их счет восстановить чистоту крови своих редких аборигенов. А Полинин метался в своей Москве между двумя женщинами. Его встречи с Яной приняли регулярный характер. Они встречались обычно в квартирах, которые периодически снимал Ростислав у отправляющихся за рубеж сослуживцев. Отпали осложнения, временами возникающие в их загородных поездках на машине, несколько успокоилась с претензиями на замужество и Яна, особенно в преддверии защиты докторской диссертации Полининым. К тому же и сама Яна поступила в аспирантуру, решив использовать знания своего научного друга. Инна ничем не выдавала своих переживаний вплоть до дня защиты докторской диссертации мужа. Ее чувства прорвались только после защиты, когда они вдвоем возвращались на машине домой. Ростислав впервые после многомесячного напряжения чувствовал себя опустошенным и расслабленным. Внезапно Инна тихо произнесла: «Не знаю, радоваться мне или нет? Уйдешь ли ты от меня, или у нас будет все по-прежнему?» Полинин, который был давно покорен поведением жены, обнял ее свободной рукой и молвил с виноватой улыбкой: «Куда я могу уйти от тебя? Извини грешного, моя самая лучшая девочка!»

Но любовные приключения Ростислава волновали не только его супругу. Нежданно, негаданно они вызвали стойкий интерес у одной из преподавательниц его кафедры. Речь шла о старой знакомой Полинина со времен французского драмкружка Алис Оран. Она была лет на 10 моложе нашего героя и представилась как жена бывшего его студента, на редкость малокультурного и туповатого. В то время этот брак вызывал удивление, поскольку далеко не рафинированный и косноязычный выпускник элитного института никак не гармонировал с весьма хорошенькой и кокетливой болтушкой, отличаю владевшей французским языком и проявлявшей незаурядные способности в двух сферах: научной и сексуальной. Позже Полинин, учитывая ее хороший французский язык, взял эту кокетку к себе на кафедру и добился присуждения ей очередного звания.